|
Я помню, что столь частые войны с самим собой, сопровождаемые разочарованием, чувством вины и обвинениями в собственный адрес привели к ряду психотравм. Мне было больно общаться с людьми, потому что я всегда в ходе общения мог сделать или выслушать что-то неправедное, противоречащее божьей воле. Позднее это вылилось в чувство постоянной болезненной угрозы, которое не оставляло меня, даже когда я просто гулял по улицам. Окружающее воспринималось враждебным, нечистым, угрожающим духовному росту. Люди казались какими-то чужими, склонными грешить, жить не по заповедям. Их путь виделся мне путем в бездну, и я с болью в сердце спрашивал себя: «Что я могу сделать, чтобы спасти весь этот погибающий мир?»… Часто, очень часто я сам ощущал себя не таким, как все – ничтожным, жалким, иным. Бывало, что это перерастало в высокомерие и гордость, настолько явно выраженные, что я не мог нормально общаться… Изменились взгляд, поведение, привычки, характер, повадки, и даже внешность. Они становились все более и более искусственными. Во мне формировалось нечто синтетическое, нечто, постоянно противостоящее и сопротивляющееся мне истинному. Парадокс, но чем больше я, так сказать, «шел по Пути», тем сильнее становилось это механистическое нечто. Оно проявляло себя в самых разных областях моей жизни, вмешиваясь и пытаясь решать складывающиеся ситуации по-своему. Оно затуманивало мое мышление, внушая, что поступки, совершенные под его руководством – это мои поступки. Его было трудно обнаружить, потому что для этого необходимо было выйти за процессы мышления и посмотреть из-за них. Это не позволяло мне так поступить, оно «путало» мои мысли, мое восприятие, и мою способность понимать. Книга «Ясный День» стала популярной, когда я начинал служить в Тагиле. Мне было тогда лет 25. Меня приглашали в различные группы, чтобы задать вопросы и послушать мои рассказы. На одном из таких собраний ко мне подошла женщина и предложила на днях зайти к ней в гости, где, по ее словам, соберется вся ее семья и ее близкие друзья. Они хотели поговорить со мною насчет книги. Я конечно же согласился… Женщину звали Дилара. Я помню, что первое время никак не мог правильно произнести ее имя, называя ее то Диляра, то Тилара… Она терпеливо меня поправляла, пока я, наконец, не научился… Вообще-то правильно произносить ее имя – это не единственное, чему она меня научила… На встрече ничего особенного не произошло, мы поговорили, потом все разошлись. Но с тех пор у нас завязались дружеские отношения с Диларой и ее семьей. Она, а так же ее младшие дети – Валентин и Полина, полюбили меня… Что-то очень глубокое возникло к ним и в моем сердце. Это возникшее чувство есть и сейчас, когда я пишу эти строки. И оно останется, останется навсегда… Я бы хотел, чтобы когда-нибудь они прочитали это мое маленькое послание и вдруг почувствовали, как мир вокруг стал немного теплее… Я прошу всех остальных простить мне это небольшое сентиментальное отступление… — 38 —
|