|
Репортеры вежливо засмеялись шутке. Оказывается, этот Юрченко не лишен чувства юмора. Не стесняясь, они разглядывали героя пресс-конференции. Худой, с изможденным лицом, по-военному подтянут. Так и должны выглядеть настоящие герои. А в том, что Виталий Юрченко герой, не сомневался никто. Несмотря на чудовищные пытки, постоянные допросы, угрозы и увещевания, он не поддался на провокацию. Даже наоборот: сумел вырваться из неволи и вернуться в советское посольство. История Юрченко выглядела так: летом 1985 года он приехал в Рим. В картинной галерее советского посольства произошла кража, и МИД послал его разобраться в ситуации. 1 июля, в свободный от работы день, Юрченко отправился в поход по римским музеям. Стояла жара. Он присел на ступеньки между колоннами центральной площади Святого Петра, отпил глоток минералки, как вдруг почувствовал, что по его лицу провели чем-то влажным. Рим, площадь Святого Петра исчезли, Юрченко понял, что проваливается в темноту. Очнулся он в какой-то комнате, больше похожей на больничную палату. Перед глазами все плыло, голова гудела. Издалека доносились английские слова. И — снова забытье. «Где я? Что со мной?» — спросил дипломат, вновь придя в сознание. «Не волнуйтесь, вы у друзей, — улыбнулся во весь рот незнакомый человек. — Мы скоро поставим вас на ноги». На ноги советского дипломата ставили весьма своеобразно. Каждое утро ему вводили препараты, после которых он не мог двигаться и контролировать свои слова. Это был печально известный «наркотик правды». Пользуясь беспомощностью Юрченко, похитители принимались за привычную работу — за допрос. Их интересовали все аспекты работы дипломата. Ему показывали сотни фотокарточек, требовали рассказать о коллегах, о специфике службы. «Я требую прекратить провокацию, я советский гражданин, дипломат, лицо неприкосновенное», — заявил Юрченко, как только отошел от наркотиков. «Вы же сами попросили у нас политического убежища», — притворно разводили руками палачи. «У кого это у нас?» «У Соединенных Штатов Америки». «То были три самых ужасных месяца в моей жизни, — рассказывал на пресс-конференции Юрченко. — Мои мучители держали меня в полнейшей изоляции, не разрешая даже говорить на родном языке. Когда я приходил в чувство, подвергали бесконечным допросам и шантажу: внушали, будто я выдал какие-то государственные тайны. В ответ на мои просьбы о встрече с советскими представителями мне говорили, будто обратного пути на Родину мне уже нет. «Не одумаешься, кончишь плохо», — каждый раз слышал я в ответ. Пущей наглядности ради мне рассказали про польского гражданина, который тоже отверг их домогательства и теперь содержится в доме для умалишенных». — 348 —
|