|
Именно поэтому в нашем фарсе нет эпилога. По крайней мере — пока… А вот ещё один фольклорно-мифический персонаж — Константин Натанович Боровой. Не буду скрывать: я не люблю Борового… Я, впрочем, не люблю и всех остальных своих героев, но к большинству из них отношусь если не с уважением, то хотя бы отдавая должное их размаху, наглости или смелости. Они — хищники, опасные, зубастые, сильные. Враги. К Боровому же ничего подобного я не испытываю. Льва или волка уважать можно. А как уважать маленького зверька скунса, который, как известно, отражает нападки врагов тем, что резко портит воздух. Впрочем, на скунса Боровой ни капельки и не похож. В моем сознании он, скорее, ассоциируется с другим животным — сытым, домашним котом. Та же улыбка, повадки, леность в каждом движении, мурлыкающий голос. Я даже вижу шерсть на кончиках его ушей… Никогда не забуду, как я шел по Тверскому бульвару. Светило солнце. На фронтоне доронинского МХАТа вывешивали новые афишы. Но я не видел ни солнца, ни театра. В моей груди клокотало бешенство. Клокотало, бурлило, рвалось наружу… Я снова и снова представлял себе выражение лица Борового, когда он делал ЭТО, как светился он от чувства безнаказанности и вседозволенности, как упивался им, и осознание собственного бессилия душило меня. Еще я представлял, как ворвусь сейчас в кабинет к главному, как кину на стол заявление об уходе — картинно, высоко подняв голову, — и предвкушение этого мига вызывало во мне сладостную дрожь. Не помню, как доехал до редакции. Главный сидел за столом, читая свежую верстку. — Объясните, что происходит? — выпалил я с порога. Он потер переносицу, удивленно воззрился на меня: — Что именно? — О чем вы договорились с Боровым? — Я кипел, как чайник на конфорке. — Как договорились? — Главный решительно ничего не понимал. Я, впрочем, тоже. — Боровой сказал, что никакого материала о нем не будет. Что вы ему пообещали. — Ты что, с ума сошел? — Он посмотрел на меня так, как смотрят врачи-психиатры на только что поступивших пациентов. — Ничего я ему не обещал. Пиши что хочешь… Из чайника, кипящего на конфорке, я разом превратился в сковородку, поставленную в раковину под холодную воду… А после этого в редакцию приехал следователь прокуратуры. Обычно следователи к журналистам не ездят: вызывают их повестками. Но здесь ситуация была иная, и повод иной — не кто-нибудь, сам депутат Госдумы Боровой накатал в прокуратуру заявление. Он не оспаривал приведенных мной в статье фактов, не требовал посадить меня за клевету. Нет, он всего лишь просил наказать сотрудников Ярославской прокуратуры, разгласивших материалы уголовного дела. — 306 —
|