|
Между тем 15 мая государь уже выехал из Москвы; отряд войска под начальством Петра Потемкина отправлен был для занятия берегов Финского залива, туда, где только спустя полвека суждено было русским стать твердою ногою; Никон, по обычаю своему, захватывал далеко: 25 мая он писал государю, что к Потемкину отправлены донские козаки, которых он, патриарх, благословил идти в Стокгольм и в другие места морем: знаменитых громителей берегов Черноморских хотели употребить для той же цели на Балтийском море! 30 июня Никон уведомил государя о взятии Канцев Потемкиным. 5 июля царь торжественно въехал в Полоцк и 15-го выступил с полками против шведов в Ливонию; 31 июля 3400 русских ратных людей приступили к Динабургу ночью, за два часа до света; за полчаса до света большой город был уже взят, потом взяли и меньшой, или верхний, где вырубили всех людей. Немедленно царь велел построить в Динабурге церковь св. Бориса и Глеба и город назвать Борисоглебовом. Потом был взят Кокенгаузен; этот старинный русский город Кукейнос переименован был в «Царевичев Дмитриев город». Об нем царь писал сестрам: «Крепок безмерно, ров глубокий, меньшой брат нашему кремлевскому рву, а крепостию сын Смоленску граду; ей, чрез меру крепок; а побито наших 67 да ранено 430». 23 августа сам царь осадил Ригу; 1 сентября с шести русских батарей началась по городу сильная пальба, не прерывавшаяся ни днем, ни ночью, несмотря на то, губернатор рижский, граф Магнус Делагарди, не сдавал города, а 2 октября осажденные ударили на укрепления осаждающих и нанесли им сильное поражение. Эта неудача, осеннее время, восстание крестьян, истреблявших русские отряды, посылаемые для кормов, слухи, что сам Карл Х намерен приехать в Ливонию, – все это заставило царя снять осаду Риги и отступить в Полоцк. Дерпт сдался русским, но этим и кончились приобретения их в Ливонии. В Полоцке Алексей Михайлович дожидался конца переговоров своих уполномоченных с польскими. Еще 13 июля из соборной полоцкой Софийской церкви государь отпустил на съезд с польскими послами в Вильну боярина князя Ивана Никитича Одоевского, окольничего князя Ив. Ив. Лобанова-Ростовского, дьяков Дохтурова и Юрьева; польские комиссары были: Ян Казимир Красинский, воевода полоцкий, и Христоф Завиша, маршалок великий; съезд был назначен у Вильны, в двух верстах от города, а польским комиссарам стоять в деревне на речке Немеже, в шести верстах от Вильны. Посредине был поставлен государев шатер для переговоров, около него – особые для московских, цесарских и польских послов. В то же время разосланы были царские грамоты в поветы Лидский, Слонимский, в воеводство Новгородское, в повет Ошмянский, в воеводство Минское, в повет Гродненский, в воеводстве Троцкое, в повет Волковыйский, Мозырский, Речицкий, в воеводство Виленское. Грамоты были такого содержания: «Вам бы, верным и подданным нашего царского величества отчины полковникам, ротмистрам, всяким урядникам и всей урожденной шляхте и всему рыцарству, учинить между собою сеймик и выбрать двух человек добрых и умных, которых бы с наше царское дело стало, а выбрав, послать их на съезд в Вильну к нашим полномочным послам. И те бы выборные люди, будучи на съезде, нам, великому государю, по своему обещанью служили, Великого княжества Литовского и Короны Польской сенаторам, полковникам, ротмистрам и всей урожденной шляхте, и всему рыцарству, и духовного всякого чина людям, которые будут на съезде с польскими послами, нашу государскую милость и жалованье к себе выславляли, что мы вас пожаловали, веры вашей, прав и вольностей ни в чем нарушить не велели, прежними маетностями владеть велели да и, сверх прежних маетностей, пожаловали иными многими, чтоб, слыша нашу государскую милость к вам, литовские и польские сенаторы и всяких чинов люди нашей милости поискали, к покою были склонны и были под нашею высокою рукою, и от нашего Великого княжества Литовского Корона Польская не отлучилась бы. Да и про то выборные люди объявили бы, что мы, великий государь, Великого княжества Литовского польскому королю Яну Казимиру не уступим, потому что мы города и места его взяли своею государскою особою и жители их, кроме нас, никого государем иметь не хотят. Если же польские и литовские сенаторы и всяких чинов люди станут отговариваться, что им от короля Яна Казимира, пока он жив, отступить нельзя, ибо они ему присягали, то говорить, чтоб они имели королем своим Яна Казимира, пока он жив, а нас бы, великого государя, на Корону Польскую царем себе выбрали, нам и сыну нашему присягнули и, кроме нас, на королевство Польское по смерти Яна Казимира другого государя никого себе не выбирали, и в конституцию бы это напечатали. А когда это доброе дело совершит бог, то мы пожалуем вас нашим государским жалованьем, чего у вас и на уме нет». — 395 —
|