|
Но в то время как с запада приходили все вести счастливые, из Москвы давали знать, что здесь свирепствует моровая язва. Еще в июле месяце по распоряжению Никона царица с семейством выехала из столицы; выехал и патриарх по указу царскому. Чтоб сберечь государя и войско, поставлены были крепкие заставы по Смоленской дороге, также по Троицкой, Владимирской и другим дорогам; людям, едущим под Смоленск, велено говорить, чтоб они в Москву не заезжали, объезжали около Москвы. Здесь в государевых мастерских палатах и на казенном дворе, где государево платье, двери и окна кирпичом заклали и глиною замазали, чтоб ветер не проходил; с дворов, где обнаружилось поветрие, оставшихся в живых людей не велено выпускать: дворы эти были завалены и приставлена к ним стража. Бедствием воспользовались люди, которых уже давно тревожили разные новизны морозовские, ртищевские, никоновские. 25 августа князь Пронский с товарищами были у обедни в Успенском соборе; около церкви собралось много народа из разных слобод, принесли в киоте икону – Спас нерукотворенный, лице и образ соскребены. Когда боярин вышел от обедни, земские люди подошли к нему и начали говорить: «Взят этот образ на патриархов двор у тяглеца новгородской сотни, Софрона Лапотникова, и отдан ему образ из тиунской избы для переписки, лице выскребено, а скребли образ по патриархову указу». Выступил Софрон Лапотников и стал говорить: «Мне было от этого образа явление, приказано показать его мирским людям, а мирские люди за такое поругание должны стать». Мирские люди подхватили: «На всех теперь гнев божий за такое поругание: так делали иконоборцы; во всем виноват патриарх, держит он ведомого еретика старца Арсения, дал ему волю, велел ему быть у справки печатных книг, и тот чернец много книг перепортил, ведут нас к конечной погибели, а тот чернец за многие ереси вместо смерти сослан был в Соловецкий монастырь; патриарху пристойно было быть на Москве и молиться за православных христиан, а он Москву покинул, и попы, смотря на него, многие от приходских церквей разбежались, православные христиане помирают без покаяния и без причастия. Напишите, бояре, к государю царю, к царице и царевичу, чтоб до государева указа патриарх и старец Арсений куда-нибудь не ушли». Пронский с товарищами начал уговаривать земских людей всякими мерами, чтоб они от такого дела отстали. «Святейший патриарх, – говорил боярин, – пошел из Москвы по государеву указу, и когда соцкие к нему приходили бить челом, чтоб он в нынешнее время из Москвы не уезжал, то патриарх казал им государеву грамоту, что он идет по государеву указу, а не по своей воле». Народ выслушал это спокойно, но потом, в тот же день, толпа явилась у Красного крыльца, принесли иконные доски, говоря, что с этих досок образа соскребены. «Мы, – говорили из толпы, – мы эти доски разнесем во все сотни и слободы и завтра придем к боярам по этому делу». При всем этом волнении соцкие не показывались, а предводительствовали и говорили гостиной сотни купцы – Дмитрий Заика, Александр Баев да кадашевец Иван Нагаев. Пронский отписал об этом деле царице и царевичу (т.е. бывшему при них Никону) и по их приказанию призвал к себе черных сотен и слобод соцких и старост и лучших людей и говорил им, чтоб они к совету худых людей не приставали, своей братьи говорили, чтоб и они от такого злого начинания отстали, заводчиков воровства поймали и к ним, боярам, привели. Соцкие отвечали, что они к злому заводу не пристают и свою братью станут унимать. Потом Пронский велел призвать троих оставшихся в Москве гостей, из гостиной и суконной сотен лучших и середних людей и велел им прочитать грамоту, присланную от царицы. Призванные, выслушав грамоту, отвечали, что они про патриарха никаких бесчестных слов не говаривали, к соборной церкви и к Красному крыльцу не прихаживали, а которые воры приходили и те речи говорили, то они за них не стоят и, проведав, имена их принесут. Тут же черных сотен и дворцовых слобод старосты и соцкие били челом, чтоб святейший патриарх пожаловал, благословил для нынешнего времени у приходских церквей петь обедни в час дня и, которые священники из Москвы сбежали и живут по деревням, тех выслать назад в Москву, а которые живут в Москве под запрещением, тем разрешить, потому что многие церкви стоят без пения, православные христиане умирают без покаяния и причастия и мертвых погребать некому. — 377 —
|