Я сидела у него на коленях, больше просто негде было, наушники были одни. То шепотом подсказывала нужные слова, то переводила, то, что он не понимал в своеобразном английском бразильца… У меня было в тот момент все, о чем только можно было мечтать: была я, и я была не одна. И мне было даже не очень важно, о чем он там треплется с этим нереальным бразильцем, который, если и существует, то так невообразимо далеко и в таком странном мире, что как бы и не существует вовсе. Окон в башне не было, свет и звуки улицы сюда не долетали, время внутри башни и снаружи не совпадало. Это был наш мир, и наше время. И у этого места была совершенно отдельная география. Только когда сеанс закончился, я, дура, поняла, глядя на Якова, что это был никакой не треп, а так он и думает и что он вообще-то уже все решил, и что никто и не собирается ничего обсуждать или спрашивать. Но это мое молчаливое понимание, что-то мгновенно изменило, что-то разрушилось с бешенным выбросом энергии. Свет. Откуда-то взялся яркий солнечный свет?.. Я могу сказать только банальное: я не помню ни того, как нас бросило друг к другу, ни как мы оказались на полу, мы даже не целовались. Я помню жар тела и холод бетонного пола, я никогда не забуду запах, первый в моей жизни запах возбужденного мной мужчины, и практически мгновенный, первый пережитый мною от полноты чувств и ощущений оргазм. Правда, я тогда и слова-то такого не знала. Хотите ? верьте, хотите ? нет. И внезапно побелевшие губы, и остановившиеся глаза Якова. ?Так не будет. Я хочу, чтобы все было по-человечески. Онемевшая и растерянная, я была согласна на все. Думаю, что он знал, о чем говорил, и мне оставалось только довериться. Для меня этот мир пока почти не существовал. Он позвонил на следующий день. ? Приезжает мой младшенький. Мы идем в кино, я зайду за тобой в шесть. А потом, как зима на коммунальщиков, на студентов навалилась сессия, и было совершенно некогда видеться, и только короткие, как донесения с поля боя сообщения. ? Зачеты сдал. ?Осталось еще три экзамена, остался последний. Город, в котором я родилась, старый, красивый и уютный. Он действительно стоит на холмах, и его улицы достаточно круты, чтобы зимой было просто невозможно идти вниз по улице, если ее еще не успели почистить. Правда, это бывало очень редко. Были такие замечательные люди ? дворники. Они успевали это сделать до того, как большинство жителей выбиралось из дома. Все мое детство и юность в разнообразной утренней музыке родного города отслеживалось присутствие этой ноты: тональность которой менялась только от времени года. Это было или шарканье метлы или скребущий звук лопаты. Говорят, что такие люди ? дворники, есть и сейчас, но я полагаю, что это понятие сменило свое исконное содержание, как и многие другие за вечность, прошедшую с тех пор. — 29 —
|