|
— Так, значит, ты человек без страхов? — Нет, я еще многого побаиваюсь, например, выступать на публике. —А страх смерти? — Нет, смерти я не боюсь, я уже много раз в своей жизни встречался с нею лицом к лицу. Когда я принимал наркотики и занимался черной магией, — я тебе об этом еще расскажу, — бывали моменты, когда я был уверен, что умру. Но сейчас, когда я думаю об этом, мне кажется, что страх смерти или того, как я буду умирать, не играет решающей роли в моей жизни. Например, страх перед полетами на самолете был не столько страхом смерти, сколько боязнью изменений, потерянностью. — Когда ты перестал бояться смерти? — По-настоящему я перестал бояться смерти, когда совершил паломничество в Сантьяго. У меня там был очень интересный и важный опыт, когда я пережил свою собственную смерть. С тех пор я никогда больше не испытывал страха перед смертью. А сейчас смерть для меня, наоборот, нечто такое, что внушает желание жить. Кастанеда очень хорошо говорил о смерти и тоже ее не боялся. —Но смерть когда-нибудь придет за тобой, как и за всеми остальными. Как ты ее представляешь себе теперь? — В «Дневнике мага» я описываю смерть как своего рода ангела. Это спокойная фигура, чье присутствие я все время ощущаю с тех пор, как побывал в Сантьяго. Конечно, я полностью осознаю, что умру. Поэтому стараюсь не копить богатства, вкладываю все силы в саму жизнь. Мне кажется, именно этого не хватает нашей цивилизации. Только когда мы полностью осознаем, что должны умереть, мы чувствуем себя живыми на все сто процентов. — Ты не боишься смерти, а как насчет краха? — Мне уже трудно представить себе полный крах. Что бы ни произошло в будущем, я вряд ли решу, что прожил неудачную жизнь. Ведь я добился гораздо большего, чем ожидал и мог мечтать. Так что речь идет не о крахе. Может быть, о поражении. А в этом случае я зализал бы раны и начал все сначала. —На самом деле ты боишься, чтобы после твоей смерти не опубликовали то, что ты не хотел публиковать при жизни. — Да, я это очень четко высказал в своем завещании. По нему я оставляю все свое имущество фонду, о котором я тебе уже говорил. И еще я указал там, что не хочу — ни под каким предлогом, — чтобы кто бы то ни было публиковал что-то, на что я не дал согласия при жизни. Хотя им будет трудно это сделать... Каждый раз, когда я пишу что-то, а потом решаю не публиковать, я сразу все уничтожаю, чтобы избежать опасности, подстерегавшей стольких писателей. Я очень хочу этого избежать. Мне кажется, недостойно после смерти писателя извлекать на свет вещи, которые сам он не хотел публиковать. Разве что сами писатели говорили, что какие-то их записи могут быть опубликованы только после их смерти. — 33 —
|