Введение в религиоведение

Удовлетворение этой потребности происходит в конкретно-историческом контексте, т. е. в ситуации несвободы человека. Это ус­ловие сообщает данной потребности дополнительное содержание:

потребность в преодолении господствующих над ним сил. Поэтому религиозное сознание, в отличие от других мировоззренческих сис­тем, включает в систему «мир — человек» дополнительное, опосредующее образование — мир сфантазированных существ, связей и отношений, соотнося с этим миром свои представления о бытии в це­лом и делах человеческого бытия. Это и позволяет человеку на миро­воззренческом уровне разрешать противоречия реального мира.

Однако функция религиозного мировоззрения состоит не только в том, чтобы нарисовать человеку определенную картину ми­ра, а прежде всего в том, чтобы благодаря этой картине он сумел об­рести смысл своей жизни. Именно поэтому мировоззренческую функцию религии еще называют функцией смыслополагающей или функцией «значений».

Религия, утверждают многие ее исследователи, это то, что делает человеческую жизнь осмысленной, наполняет ее важнейшими компонентами значений. По определению амери­канского социолога Р. Беллы, «религия есть символическая система для восприятия целостности мира и обеспечения контакта индивида с миром как единым целым, в котором жизнь и действия имеют опре­деленные конечные значения».

На смыслополагающей функции религии настаивает также швейцарский мыслитель К. Р. Юнг. Предназначение религиозных символов, по его словам, придавать смысл человеческой жизни. Ин­дейцы пуэбло верят, что они дети Солнца-отца и эта вера открывает в их жизни перспективу, выходящую за пределы их ограниченного существования. Это дает им достаточную возможность для раскры­тия личности и позволяет жить полноценной жизнью. Их положение в мире, куда более удовлетворительное, чем человека нашей собст­венной цивилизации, который знает, что он есть (и останется) не бо­лее, чем жертва несправедливости из-за отсутствия внутреннего смысла. Чувство ширящегося смысла существования выводит чело­века за пределы обыденного приобретения и потребления. Если он теряет этот смысл, то тотчас же делается жалким и потерянным. Будь апостол Павел убежден, что он всего лишь бродячий ткач, то разумеется он не сделался бы тем, кем он стал. Его подлинная заряженность смыслом жизни протекала во внутренней уверенности, что он Божий посланник. Миф, обладавший им, сделал его великим (Юнг К. Г. Архетип и символ. М., 1992. С. 81).