|
— Вовсе не обязательно быть сатанистом, чтобы любить Малаклипса, — сказал Малаклипс. — А лучше вообще им не быть, — заметил Саймон. — Сатанисты — ничтожества. Они сдирают шкуру с живых собак и занимаются прочим дерьмом в таком же роде. — Потому что большинство сатанистов — христиане, — объяснил Джо. — А это весьма махозистская религия. — Эй, минуточку, — возмутился, было, Падре Педерастия. — Он прав, Педерастия, — осадил его Малаклипс. — Коли на то пошло, кто знает об этом лучше тебя… или меня! — Вы когда‑нибудь встречались с Иисусом? — спросил Джо, который ощущал благоговение, несмотря на весь свой скептицизм. Малаклипс улыбнулся. — Я был Иисусом. Падре Педерастия всплеснул руками и подскочил на месте. — Ты слишком много говоришь! — По мне, доверие либо полное, либо его нет вообще, — сказал Малаклипс. — Мне кажется, я могу доверять Джо. Я не был настоящим Иисусом, тем, которого распяли. Но через несколько веков после того, как мне довелось испытать трансцендентальное просветление в Милосе, я проходил по Иудее в облике греческого купца. Как раз когда распинали Иисуса. В тот день, когда он умер, я встретил нескольких его последователей и разговаривал с ними. Если ты считаешь, что христианство в его нынешнем состоянии — это религия, замешанная на крови, то эта кровь — всего лишь капля по сравнению с тем, сколько ее могло бы пролиться, если бы Иисусу не удалось вернуться. Если бы семнадцать истинных апостолов — о пятерых из них потом уничтожили все письменные упоминания — были предоставлены сами себе, от ужаса и страха из‑за смерти Иисуса они впали бы в ярость и начали бы мстить. Христианство было бы самым настоящим исламом, но только появившимся на семь столетий раньше. Вместо постепенного захвата Римской империи и сохранения большей части греко‑римского мира нетронутым оно распространилось бы на Восток, уничтожило основы западной цивилизации и заменило его более деспотической теократией, чем при фараонах в Древнем Египте. Я остановил этот процесс при помощи нескольких магических трюков. Явившись в облике воскресшего Иисуса, я внушал им, что после моей смерти в их душах не должно быть ни ненависти, ни жажды мщения. Я даже пытался им объяснить, что жизнь — это игра, и для этого научил их играть в бинго. По сей день никто так ничего и не понял, а критики называют это элементом коммерциализации Церкви. Священное колесо Таро, вращающуюся Мандалу! Вот почему, несмотря на мои усилия, христианство ставит во главу угла распятие Христа — которое не имеет ни малейшего отношения к тому, чему он учил, пока был жив, — и остается разновидностью культа смерти. Когда Павел отправился в Афины и воссоединился с иллюминатами, которые использовали в качестве прикрытия платоновскую Академию, идеология Платона объединилась с мифологией Христа для нанесения нокаутирующего удара по языческому гуманизму и заложила основы современного мира сверхдержав. После этого я снова изменил внешность, взял себе имя Симона Волхва и довольно успешно занялся распространением идей, противоречащих христианству. — 21 —
|