|
24:40-41: «Тогда будут двое на поле: один берется, а другой оставляется; Две мелющие в жерновах: одна берется, а другая оставляется». Лк17:34-35: «в ту ночь будут двое на одной постели: один возьмется, а другой оставится; Две будут молоть вместе: одна возьмется, а другая оставится». Вставка Лк17:36: «Двое будут на поле: один возьмется, а другой оставится». Фм61:1: «Двое возлягут на ложе; один возьмется, другой оставится». В рамках одного тезиса Матфей приводит одни примеры, Фома – другой, а Лука – все вместе. То есть, видно интенсивное редактирование (и дополнение) этого удобного для христианства текста. Ни одна из фраз не присутствует в достоверном тексте всех трех Евангелий. Похоже, что среди христиан ходило много сентенций такого рода (благо их легко строить: есть двое {делающие то-то}; один возьмется, а другой оставится), приписываемых Иисусу. Авторы или, скорее, поздние редакторы не могли упустить такой распространенный тезис. Но популярность не идентична аутентичности. Такая угроза («другой оставится») очень удобна для сектантов, стремящихся удержать собственную паству и привлечь новую. Но он представляется чересчур жестким для Иисуса, учение которого привычно считать гуманным. M.Sanh7:11: «Двое могут собирать {ядовитые}огурцы. Один собирающий может быть невиновен, а другой – виновен». Конструкция не была изобретена христианами. Лк17:37: «На это сказали Ему: {берутся} куда, Господи? Он же сказал им: где труп, там соберутся и коршуны». У Матфея этот же тезис довольно неубедительно помещен в контекст 24:27-28: «как молния… будет пришествие Сына Человеческого; Ибо, где будет труп, там соберутся и коршуны». Тезис не вполне понятен. Возможно, он указывает на разрушение Иерусалима (тогда «коршуны» - римляне. На их штандартах был изображен орел, по-гречески называется так же, как и «коршун»). Тогда понятно, почему Матфей перенес его в контекст апокалипсиса. Фм61 – явно не аутентичный текст. «Саломея сказала: 'Кто Ты, Господин? Ты взобрался на мое ложе и ешь с моего стола, как будто Ты послан кем-то’. Иисус сказал ей: ‘Я Тот, Кто приходит от целого…' ‘Я Твоя ученица’». Женщины не ели с мужчинами. Достоверно не известно, возлежали ли женщины во время еды. Отметим, что обращение Саломеи (и, видимо, других учеников) «господин» отнюдь не свидетельствует о констатации ими божественности Иисуса. Сам Иисус в Фм72 обращается так к человеку. Возможно, существует параллель между Фм61 и обычаем ессенов допускать чужих к участию в трапезе. Аналогично, Саломея выясняет, кем послан Иисус, и удовлетворена этим, признавая его право есть вместе с ней. — 277 —
|