|
- Удачи, - прошептала она и побежала к дедушке. Я поднес трубку к уху. - Кто это? - услышал я; голос был печальный, ласковый и очень знакомый. - О Чан, это я, Юань Ло, - откликнулся я. Она молчала. - Ты должна объяснить, что происходит, - умолял я. - Как ты можешь просто так уйти? Неужели все должно закончиться именно так? В трубке царило безмолвие. - О Чан... - сказал я. - Давай встретимся хотя бы еще один раз. Сегодня вечером. В последний раз. Я услышал, как она всхлипнула. - Хорошо, - прошептала она. - Сегодня вечером. Она повесила трубку, не попрощавшись. Оставшаяся часть дня была настоящей мукой. Я пытался починить один из самодельных предметов обстановки, стул с неровными ножками, но в итоге просто разбил его об пол, высвободив скопившуюся внутри ярость. Я злился не на О Чан, которую не смог бы возненавидеть, даже если бы она плюнула мне в лицо. И даже не на ее отца, который, как любой китайский отец, просто исполнял свой долг, оберегая дочь от неверных решений. Я был зол на этот мир, который делит людей на богатых и бедных, а затем разлучает их. Быть может, я был зол на самого себя за то, что я такой, какой я есть. Прежде мне никогда по-настоящему не хотелось стать богатым и даже знаменитым, но теперь я вдруг начал мечтать стать и тем и другим. Мысленно я воображал себе их разговор: О Чан заливается слезами, пойманная отцом в полночь, в тот момент, когда она пробиралась домой. Он обвиняет ее в том, что она распущенная девчонка, что она ведет себя как "девочка с букетом"; О Чан отрицает это, объясняя, что она просто выходила на свидание с одним мальчиком и что они просто говорили, сидели рядом и держались за руки. С окаменевшим лицом отец сердито интересуется именем и проис- хождением этого мальчишки - мальчишки, который пытается украсть у него дочь. Она рассказывает ему, кто я, чем я занимаюсь, какой я трудолюбивый и перспективный. "Младший каскадер!" - восклицает отец. Какой-то оборванец, пытающийся научиться опасной профессии. Как он сможет обеспечить семью? Разве его можно сравнить с молодыми поклонниками, приходящими на выступления О Чан, оставляющими у ее порога букеты цветов и дорогие подарки и постоянно, непрерывно добивающимися ее руки? Ответы на все эти вопросы были совершенно очевидны, и все же мне необходимо было услышать их из ее уст. Потому я в обычное время оказался на обычном месте. Небо было серым и угрюмым, а луна - наша луна - скрывалась за отвратительной желтой дымкой. В десять часов ворота открылись, и она шагнула на улицу, глядя на меня красными от слез глазами. Не говоря ни слова, она подошла, обвила меня тоненькой рукой, крепко прижала к себе, увлажнив слезами мои щеки и плечи. — 127 —
|