|
Однажды вечером Александр Иванович пришел весь красный, встрепанный, с блестящими глазами и ужинать не стал. — Шунечка, ты болен? — Ерунда. Здоров как бык, просто устал. Ты мне постели, лягу. Вера разобрала постель. Тем временем он заснул на стуле, в неловкой позе, раскрыв рот. — Шунечка, постель готова, можно ложиться. — А, что? — вскинулся он. — Да, да. — И снова закрыл глаза. Вера стянула с него сапоги, гимнастерку, кое-как, поддерживая валящуюся голову, довела до кровати. Он был весь горячий и бормотал: — Оставьте меня в покое. Вы, все, неужели нельзя оставить человека в покое? Рухнул в постель, поджав колени, застучал зубами. Вера накрыла его одеялом, позвонила в санчасть, вызвала дежурного врача. Явилась миловидная дамочка лет тридцати с модной, высокой спереди, прической и огромными, накладными плечами, распиравшими изнутри халат. Выслушивала она больного, словно бы с ним кокетничая и прядая в сторону, как нервная лошадь. — Двусторонняя пневмония. Сейчас мы его госпитализируем. Она позвонила в санслужбу — машины не было. В госпиталь — не было места… — Я умею ходить за больными, честное слово умею, сказала Вера. — В данном случае я — за госпитализацию. Но, поскольку места нет… Ушла, оставив на столе рецепт: сульфидин. В то время это было лекарство редкое, новое… Как она бежала в аптеку за сульфидином… Как была черна ночь, как ярки звезды, как тверда и звонка под ногами земля… Бежала, задыхаясь, моля: только был бы жив, только бы не умер… Сульфидина в аптеке не было, в другой — тоже. Нигде не было сульфидина. Ночь была черна, как уголь, он умирал. «Дайте мне что— нибудь взамен сульфидина, ну дайте же, дайте, у меня муж умирает». Девушка, похожая лицом на Машу, сказала: «Подождите немного». И вынесла сульфидин. Вера хотела поцеловать ей руку, та не дала, помахала тонкими пальчиками… Домой, домой… Шунечка лежал по-прежнему красный, дышал тяжело. Вера давала ему сульфидин — вялый рот не хотел закрываться, струйка воды стекала по подбородку… Горячий, такой горячий… Она сидела рядом с кроватью, держа его за руку, и молилась, как молятся неверующие, обращаясь по детской привычке к богу и спохватываясь, что его нет… Но невозможно, чтобы не было совсем ничего, никакой инстанции, куда можно обратиться, выпросить, вымолить, так вот, эта инстанция, сделай так, чтобы он был жив, я же люблю его, люблю. Так просидела она до утра. Жар немного спал. Александр Иванович очнулся: — Верочка, ты? В чем дело? Почему не спишь? — 57 —
|