Хождение к морям студеным

Когда-то остров-гора был соединен с ленским берегом болотистым перешейком. Проходили века, тысячелетия, менялся облик дельты реки, все уже становился перешеек.

Местные охотники за мамонтами умели загонять гигантских ископаемых на этот заболоченный участок. Животные проваливались и вязли в жидкой грязи, становились беспомощными, и тогда охотники легко расправлялись с ними.

Однажды, когда перешеек сделался совсем узким, сюда загнали мамонтиху с детенышем.

Мать-исполинша яростно сопротивлялась до тех пор, пока ее малыш не прошел гиблое, топкое место и не достиг твердого подножия горы.

Последний раз горестно протрубила она детенышу и пала под ударами копьев и топоров.

Охотники почему-то не тронули мамонтенка. Вскоре потоки воды прорвали перешеек. Река поглотила болотистый берег, и малыш стал островитянином.

В те времена остров покрывался сочной зеленью, и голодная смерть не грозила ему. Не было там ни врагов, ни сородичей. Сытое одиночество…

Среди племени, что жило в низовье Лены, прошел слух, будто рыжий мамонтенок приносит удачу в охоте.

Нередко на его громкие призывы на болотистый берег приходили мамонты… и, завязнув в трясине, гибли от рук охотников.

Он, конечно, не понимал, что являлся невольной причиной смерти сородичей.

Люди не трогали мамонтенка и даже стали прикармливать. Отправляясь на охоту, они привозили в своих лодках на остров сочные побеги деревьев и коренья. А к зиме ему делали под снегом обильные запасы.

Песнь прощания, песнь смерти

Шли годы, мамонт рос, а его остров становился все меньше. Река наступала и отвоевывала землю. Шире и шире делался водный поток между островом и материковым берегом.

Повзрослевший одинокий зверь страдал.

Он видел, как вдали за рекой бродят его сородичи, но преодолеть водную преграду не мог.

Часто он поднимал хобот и трубил отчаянно и призывно, и мамонты на далеком берегу отзывались ему.

Наконец наступил момент, когда рыжий островитянин не смог сдержать тоску одиночества и ступил на неокрепший речной лед. Едва он сделал несколько шагов, как лед проломился.

Долго бился гигант за свою жизнь. Но остров не отпустил пленника.

Мамонт все больше погружался в ледяное месиво.

Испуганно голосили его сородичи на далеком берегу. Надрывно кричали гагары. Метались в небе растревоженные чайки. Не в силах помочь, а может, и не помышляя об этом, молчаливо наблюдали за гибелью исполина люди.

Слабел его могучий голос, наливались от отчаяния кровью глаза. Обессиленный, протрубил он в последний раз, так громко и обреченно, что, казалось, затрещал от этого звука прибрежный лед.