|
Свидание Петра с курфюрстинами происходило в герцогстве Цельском, в местечке Коппенбрюгге. Сначала царь не хотел идти к ним и долго отговаривался, наконец пошел с условием, чтоб не было никого посторонних. Он вошел как застенчивый ребенок, закрыл лицо руками и на все любезности отвечал: «Не могу говорить», потом, однако, разговорился, особенно за ужином, застенчивость пропала, и он позволил войти в залу придворным курфюрстин, поил мужчин вином из больших стаканов, танцевал; веселье прошло далеко за полночь. Царь с удовольствием слушал итальянских певиц, но сказал при этом, что музыку не очень уважает. На вопрос старой курфюрстины, любит ли он охоту, отвечал: «Отец мой был страстный охотник, но я не чувствую к этой забаве никакой склонности, очень люблю кораблеплавание и фейерверки». При этом он показал свои руки, ставшие жесткими от работы. София-Шарлотта, описывая Петра, говорит: «Я представляла себе его гримасы хуже, чем они на самом деле, и удержаться от некоторых из них не в его власти. Видно также, что его не выучили есть опрятно, но мне понравились его естественность и непринужденность». Курфюрстина-мать пишет: «Царь высок ростом, у него прекрасные черты лица и благородная осанка; он обладает большою живостию ума, ответы его быстры и верны. Но при всех достоинствах, которыми одарила его природа, желательно было бы, чтоб в нем было поменьше грубости. Это государь очень хороший и вместе очень дурной; в нравственном отношении он полный представитель своей страны. Если б он получил лучшее воспитание, то из него вышел бы человек совершенный, потому что у него много достоинств и необыкновенный ум». Из Коппенбрюгге Петр направился к Рейну, оставил посольство и с десятью человеками спустился Рейном и каналами до Амстердама. Так как посольство еще не приезжало, то в ожидании его Петр занялся по-своему: в местечке Сардам, или Заандам, известном по обширному кораблестроению, на верфи Рогге появился молодой, высокий, красивый плотник из России, Петр Михайлов; жил он в каморке у бедного кузнеца, посещал семейства плотников, которые находились в России, выдавал себя за их товарища, простого плотника. В свободное от работы время русский плотник ходил по фабрикам и заводам, все ему нужно было видеть, обо всем узнать, как делается: однажды на бумажной фабрике не утерпел, взял у работника форму, зачерпнул из чана массы – и вышел отличный лист; любимая забава его была катанье на ялике, который купил на другой же день по приезде в Сардам. Своим поведением и видом, не идущими к простому плотнику (хотя своею красною фризовою курткою и белыми холстинными штанами он нисколько не отличался от обыкновенных работников), Петр сейчас же выдал себя: заговорили, что это не простой плотник, и вдруг разносится слух, что это сам царь московский. Старый плотник зашел в цирюльню и прочел там письмо, полученное от сына из России; в письме рассказывались чудеса: в Голландию идет большое русское посольство и при нем сам царь, который, верно, будет в Сардаме; плотник написал и приметы царя – и тут, как нарочно, отворяется дверь и входят в цирюльню русские плотники, у одного точь-в-точь те приметы: и головою трясет, и рукою размахивает, и бородавка на щеке. Цирюльник, разумеется, не замедлил разгласить об удивительном явлении. Скоро слух подтвердился: Петр раздразнил уличных мальчишек, которые попотчевали его песком и камнями, и бургомистр издал объявление, чтоб никто не смел оскорблять знатных иностранцев, которые хотят быть неизвестными. Напрасно после того царь старался сохранить свое инкогнито, отказался от почетных приглашений, от удобного помещения, говоря: «Мы не знатные господа, а простые люди, нам довольно и нашей каморки». Жил в каморке, а купил буер за 450 гульденов! Толпа преследовала Петра, что приводило его в ярость, сдерживать которую он не выучился в Преображенском с потешными конюхами. Однажды, проталкиваясь сквозь неотвязную толпу, он был особенно раздражен глупою фигурою какого-то Марцена и дал ему пощечину; «Марцен пожалован в рыцари!» – закричала толпа, и прозвание «рыцарь» осталось за Марценом навсегда. — 377 —
|