Глава 24 ДЕВАЧАН Повинуясь приказу, я заснул. Когда же очнулся, обнаружил, что по-прежнему нахожусь в тюрьме, но теперь все страдания, все муки голода и жажды исчезли. Ничто не показалось мне странным даже тогда, когда, поднявшись, я увидел на полу под собой мое бедное тело из праха, иссушенное голодом, похожее на опустевший кокон. Все было так же естественно, как если бы происходило в отчетливом сне. Я подумал об Анзими и горячо помолился, чтобы она чувствовала себя столь же счастливой, как я сейчас, потом вспомнил о словах Того, Кто называл Себя Сыном Человеческим. Какое удивительное существо! Мне оставалась непонятной большая часть сказанного Им, но я все-таки понял, что умер и Анзими не увидит меня до тех пор, пока не пройдет срок, кажущийся вечностью. Но тогда она будет уже не Анзими, и я уже не буду Цельмом. Во мне не было никакого сожаления по поводу предстоявшей нам долгой разлуки. Сын Человеческий сказал, что снова придет в мир и даст работу Своим братьям - детям Отца нашего, и они в трудах последуют за Ним и поднимутся до Него, став такими же, как Он, что они освободятся от времени и земного плена и обретут полноту жизни. Я смутно осознавал все это, не вполне понимая услышанное, ибо мой мозг пока еще не мог вместить его духовного смысла. Итак, я попал в Наваззамин и стал тем, кого люди называют мертвым. Это состояние сильно отличалось от представлений, полученных через священников Инкала, ибо пока что внешне все здесь походило на земную жизнь, по крайней мере, так казалось моим чувствам. Возможно, все было бы несколько иначе, если бы я прошел через Свет Максина. Кстати, теперь это не считалось бы самоубийством, ведь я уже был мертв. Свет просто очистил бы меня от всего земного, того, что, вероятно, мешало сейчас обрести истинный Наваззамин, о котором мне рассказывали. Придут ли однажды ко мне Анзими и все остальные, те, кто любил меня? Встретимся ли мы, узнаем ли друг друга? О, это должно, должно случиться! Погруженный в раздумья, я направился к двери, забыв, что раньше ее замок мешал мне выбраться. Воспоминание о безуспешных попытках открыть его пришло, лишь когда дверь распахнулась от одного моего прикосновения. Выбравшись по тоннелю к дневному свету, я увидел свое седло, инструменты и коня. Верное животное щипало траву и, очевидно, не собиралось уходить от все еще конденсирующего воду генератора. Оставить скакуна здесь? Нет, если удастся, нужно забрать его с собой. Наконец-то я свободен! Надо мной был простор открытого неба, передо мной высохшее русло, обрамленное причудливыми холмами, настоящими памятниками из глины, изваянными эрозией почвы и покрытыми высокой травой - оперением дикой пампы. С каким изяществом кланялась мне трава под легким ветерком, словно подтверждая: да, ты свободен, свободен, свободен! — 134 —
|