Неужели в «Пресс-клубе» не помнили этого заседания? Казалось, что присутствующим не удается преодолеть некое психологическое препятствие, что они отказываются верить, будто именно Ельцин и его команда совершили такое серьезное, непростительное деяние. Когда настал мой черед, я сказал: «Если вы ищете виновника, то вот он, пожалуйста: это ваш президент. Совет Безопасности является консультативным органом, о нем даже нет закона, он лишь мимоходом упомянут в Конституции. Мы не знаем, было ли на заседании какое-то голосование. Но среди тех, кто сидел за столом, единственный, кто имел власть и политическую ответственность (моральная другое дело), – это президент России». Это было мое единственное выступление, слова мне больше не давали. По большому счету это оказалось экономией сил, поскольку (передача вышла в записи) в эфир не прошло ни звука из сказанного мной. А когда Дума обратилась в Конституционный суд с просьбой определить конституционность ельцинских указов, развязавших войну, было сделано все возможное для сокрытия очевидных нарушений закона. Прежде всего, в Конституции написано черным по белому, что президент не имеет права издавать секретные указы115. И что невозможно ввести чрезвычайное положение даже в отдельно взятой области без согласия Совета Федерации116. Кто-нибудь возразит: да ведь чрезвычайного положения не вводилось! Вот именно. Что доказывает, что в России можно почти два года вести внутреннюю войну, в которой погибло сто тысяч человек, незаконно применять армию и при этом не вводить военное или чрезвычайное положение. Таким образом, согласие Совета Федерации не потребовалось. Но ведь, если не ошибаюсь, президент клялся уважать и защищать Конституцию. Как с этим быть? Вопрос этот обращен не только председателю Конституционного суда. Особенно хотелось бы услышать мнение авторов Основного Закона. Но если Конституция кроится по меркам человека и предназначена для очень короткого периода, в течение которого весьма вероятны нарушения законности, нужно быть готовыми к тому, что этот человек будет пользоваться ей так, как считает нужным, в том числе и топтать ее. Кто-то написал, что секретарь обкома привык отчитываться перед ЦК и Политбюро. Когда же он сам становится верховным властителем, ему больше не на кого оглядываться. Вниз он никогда не смотрел. Стоит ли удивляться, что, освободившись от контроля, он стал безответственным? Вина – нравственная – лежит на нем. Но ответственность, нравственную и политическую, придется разделить тем, кто вложил ему в руки такую власть. Эти глупцы, только и говорившие о народе, на самом деле показали, что не верят в него. Им ведь казалось, что управлять страной без новой авторитарной власти будет невозможно. Они не поняли, что безграничная власть порождает цепную реакцию и в конце концов проглатывает всю страну. «Безнаказанность побоев и убийств развращает души тех, кто совершал действие, и тех, кто видел, и тех, кто знал…«117 Вот так Россию тянут назад, в ее прошлое. — 142 —
|