-- Вы находите? Что ж, скоро сами убедитесь, что я прав. В ваших намерениях относительно обращения индусов я ничего не смыслю и судить об этом не берусь. А вот наша задача -- со временем привить языческому сброду ростки культуры и дать мало-мальские понятия о приличиях, но дальше этого, полагаю, нам не продвинуться никогда! -- Но, позвольте, ваша нравственность или то, что вы сейчас назвали приличиями, -- это христианская нравственность! -- Вы имеете в виду любовь. Ха! Попробуйте-ка, скажите индусу, что вы питаете к нему любовь. Он тут же начнет что-нибудь у вас выклянчивать, а кончит тем, что стащит у вас рубашку! -- Возможно. -- Абсолютно определенно, мой дорогой. Вам придется иметь дело как бы с недорослями, которые еще не созрели для понятий чести и закона. Но это вам не благонравные английские школьники, нет, это народ хитрых черных мошенников, постыднейшие вещи -- для них величайшее удовольствие. Вы еще вспомните мои слова! Эгион с грустью оставил дальнейшие попытки о чем-либо узнать и для начала решил прилежно и послушно научиться всему, чему сможет, в этом доме, однако затем делать то, что сам сочтет справедливым и разумным. И все же, прав или не прав был суровый Бредли в своих суждениях, с первой же минуты, когда Эгион увидел чудовищный храм и недосягаемых в гордом величии брахманов, ему стало ясно: его миссия в этой стране потребует гораздо больших трудов и усилий, чем он полагал ранее. На следующее утро в дом принесли сундуки, в которых миссионер привез из Англии свое имущество. Он тщательно распаковал все, сложил рубашки с рубашками, книги с книгами и вдруг заметил, что некоторые давно знакомые вещи настроили его на задумчивый лад. То были подвернувшаяся ему под руку — 234 —
|