Тем самым, эта красная (антитеодицейная хилиастическая) метафизика ДИАМЕТРАЛЬНО ПРОТИВОПОЛОЖНА черной (гностической и столь же антитеодицейной). При этом она не имеет ничего общего с дуализмом. Вопрос о том, где кончается монотеизм и начинается дуализм, невероятно сложен. Он мучителен для всех, кто домысливает монотеизм до конца. Не зря в иудаизме как сосредоточенно монотеистической религии воспроизведено восклицание: «На троне двое». И вложено это восклицание не в уста злого глупца, а в уста религиозного авторитета, остающегося таковым и после того, как он подобное произнес. Не зря по-разному трактуется фундаментальная ипостасность — и вводятся Суд и Милость, а также многое другое. Продолжение такого рода рассуждений (имеющих исторические прецеденты и спорных, как все, что касается проблемы «монотеизм и зло») существенно уведет нас в сторону. Да и забегать вперед тоже не хочется. Поэтому проявим сдержанность. И верность хотя бы принципу «если, то…» Если текст, в котором сказано, что «Тьма над Бездной», монотеистичен, а смысл слова «над» (о чем никто не спорит) в предвечности Тьмы, то наличие Тьмы наряду с Творцом не противоречит монотеистичности и не означает перехода на позицию дуализма. В противном случае, в дуалистичности придется упрекнуть сам фундаментальный текст. Но что такое тогда монотеизм? Тогда его вообще нет. Между тем вполне монотеистические религиозные мыслители приводили и другие доказательства наличия Предвечной Тьмы, исходя из того же — не отменяемого в своей фундаментальности — текста. Но об этом ниже. Сейчас же используем слово «предположим», как и подобает тем, кто начинает с дедукций и гипотез. Предположим, что данная метафизическая традиция передалась светским красным последователям. Предположим, что и впрямь существует неочевидная, но неизымаемая из истории идей связь между данной метафизикой (о, ужас, красной), в субрелигиозном плане маркируемой хилиазмом, и коммунистической светской доктриной в ее классическом марксистском и иных вариантах. Тогда понятно многое. И то, что именно улавливают как Пиама Павловна Гайденко, так и ее более продвинутые сторонники. И то, почему они — сознательно, я убежден — замутняют существо дела и не противопоставляют красное черному, а устраивают совершенно неправомочный метафизический микст. Ведь политический микст, поразительно похожий на этот метафизический, соорудили Поппер и его последователи, заявив о «двух неотличимых тоталитаризмах». Неужели и это не зарождает у читателя хотя бы смутных ощущений небеспочвенности моих построений? — 323 —
|