|
Мир входит в фазу турбулентности. Неопределенность стремительно наращивается. Она наращивается сама или ее кто-то наращивает? И чем она порождена? Развитием как таковым? Неравномерностью этого развития? Или же… Или же торможением развития? Ах, ох, будущее! Будущее — это не футурологическая, а политическая проблема. За будущее всегда отвечали левые силы. Правые же — отвечали за то, чтобы в погоне за будущим не разорвали цепь времен, не подорвали потенциал традиции. Так кто нанес такой удар по левой идее вообще? А значит, и по политической базе будущего? Я не про разгром коммунизма, тут все понятно. Я про тотальный кризис всего левого. Например, про изымание из этого левого любого морального содержания. Конечно же, и в 30-е годы XX века представители коммунистических движений Запада позволяли себе определенное моральное легкомыслие (чего о реальном советском коммунизме сказать было вообще нельзя). Но это было легкомыслие как фон. Теперь речь идет о другом. О том, что ничего, кроме легкомыслия, у левых нет. Что борьба за права трудящихся подменена борьбой за права всех разновидностей извращенцев. Что стратегическая идея будущего вырвана с корнем. Что государственная страсть сведена к нулю. Увидев призрак Банко, Макбет спрашивает лордов: «Кто это сделал?» Не могу я здесь подробно обсуждать, кто это сделал. Но, кто бы это ни сделал, мир входит в очередную турбулентность без субъекта будущего, субъекта стратегии, субъекта развития. Иногда я сталкиваюсь с текстами, в которых обсуждается бесконечная сложность этих турбулентных потоков. Что сказать? Мир никогда не бывает прост. Он всегда бесконечно сложен по факту. А вот по идее он всегда прост. И потому эффективная модель может содержать в себе шесть, семь, восемь кластеров, но не более. Идея обозрима, мир — нет. Констатация сложностей турбулентного мира и даже описание сложностей не избавляют от необходимости моделирования. И от ответа на вопрос о том, что такое эта турбулентность? Это действительно конец Модерна? Тогда что «по ту сторону»? Постмодерн? Так он и есть смерть развития! Концептуалистика не имеет права быть всеядной. Я готов преодолевать идеологические расхождения, но война — это война. И пока мы не скажем «постмодернистский враг», ясности не будет. Пока мы не осознаем, что постмодернизм тащит за собой суррогатную архаику, тащит не случайно, а чтобы уничтожить развитие, мы будем кораблем без руля и ветрил, втягиваемым в самую чудовищную из всех турбулентностей, переживавшихся человечеством. Как только мы скажем, что есть враг (и кто союзники врага), многое прояснится. И тогда в этих сложностях турбулентного мира можно будет разобраться. Можно будет различить, где кризис, а где катастрофа. Где исчерпание, а где бифуркация. И в чем генезис всего этого. — 208 —
|