|
Предательски, как вор, прокралась в ее сердце любовь к Рамери. Его красота, талант и, наконец, окружавший его фантастический ореол, все это действовало на воображение Валерии, и ее юное сердце, не удовлетворяемое теплой привязанностью Галла и часто оскорбляемое его неверностями, начинало настойчиво заявлять свои права. Чувства эти были еще пока смутны и хаотичны, облекались больше в страстное стремление к чему–то неизвестному; не хватало только, чтобы открыть ей глаза и дать понять, что счастье, которого она жаждала, есть любовь. Патрицианке удалось, наконец, удовлетворить свое любопытство в отношении христиан, и случай этот изменил ее судьбу. Однажды вечером легат вернулся от проконсула, имел очень озабоченный вид, и сообщил жене, что благодаря просьбе проконсула, очутился в очень неприятном положении: отказывать было неловко, а между тем просьба, сама по себе, в высшей степени не нравится ему. На расспросы жены Галл рассказал, что принадлежавшие к высшему обществу Александрии Сабина и муж ее Диомед были обвинены и объявлены христианами. Несмотря на интерес к ним проконсула, которому они приходились родственниками по жене, оба преступника осуждены на обезглавливание, так как против их упорства и фанатизма судьи ничего не могли поделать. У них осталась их единственная дочь Лелия; ребенку едва исполнилось тринадцать лет и проконсул страстно желал спасти ее. Хотя она и признает себя открыто христианкой, ее не взяли в преторий, а в настоящую минуту она содержится под арестом в своем собственном доме, и Эмилиан желает пристроить ее в какую–нибудь римскую семью, которая могла бы повлиять на девочку и образумить ее. – Все это было бы очень хорошо, если бы только выбор спасительницы Лелии не пал на тебя, – с неудовольствием прибавил Галл. – На меня? – удивленно спросила Валерия. – Почему проконсул полагает, что я лучше других могу совершить это чудо, так как упрямство христиан достаточно, ведь всем известно? – Да он надеется, что доброта твоя, твой ум и строгие убеждения воздействуют на Лелию. Она еще молода, и на нее тем более можно повлиять, что, потеряв родителей, она будет жаждать привязанности. По этому поводу Эмилиан наговорил мне массу лестного, а мне неловко было отказать ему, хотя я не могу даже выразить, до какой степени мне противно пускать под свой кров одну из этих одержимых; так и кажется, что вместе с ней наш порог перешагнет несчастье. Сколько было примеров, что эти сектанты платили позором, горем и смертью за оказываемое им гостеприимство. – Зачем предполагать дурное в этом несчастном ребенке? Я не боюсь ее влияния и буду счастлива спасти Лелию. Скажи Эмилиану, что я принимаю сироту, как родную. Сейчас же прикажу подать носилки и… — 59 —
|