|
– Ты понимаешь, Дора, что подобный сон должен иметь пророческое значение. Я убеждена, что что–нибудь нас разлучит. Дора пыталась разубедить ее, но сама была слишком суеверна, чтобы ею тоже не овладело дурное предчувствие. Печальная Альмерис сошла в сад и нарвала большой букет роз, который намеревалась отнести в комнату Леербаха. Было поздно, солнце стояло высоко и молодой доктор давно уже должен был быть на раскопках. Когда привратник подтвердил, что доктор уже уехал, Альмерис прямо направилась в комнату Ричарда. Там царил необычный беспорядок. Ящики комода были выдвинуты и различные вещи валялись на полу, так как лакей, уложив чемодан, поспешил отнести его на пароход, решив все убрать по отъезде барона. Удивленная Альмерис подошла к бюро, чтобы переменить букет, стоявший в вазе, как вдруг взор ее упал на письмо Tea и на ее портрет, которые Ричард второпях забыл спрятать. Едва взглянула она на фотографию, как глухо вскрикнула и, побледнев как смерть, прижала руку к болезненно забившемуся сердцу. Это улыбающееся на портрете лицо было хорошо знакомо ей, и она не раз видела его в своих снах и видениях. Это было лицо именно той златокудрой женщины, которая еще нынешней ночью явилась ей в черном облаке и крикнула: «Я – судьба! Я всегда буду побеждать тебя». И угроза эта была не напрасна, так как она находит здесь, на бюро доктора, ее портрет и, очевидно, ее письмо! У Альмерис закружилась голова, и все существо ее трепетало от какого–то неведомого ей чувства, заставляя позабыть, что в сущности она не имеет никаких прав на Леербаха. Она схватила письмо и, по мере того, как лихорадочно пробегала строки, написанные ее соперницей, смертельная бледность разливалась по ее нежному личику, дыхание ее прерывалось и нервная дрожь потрясала все ее существо. Письмо выпало из ее похолодевших рук и с минуту она стояла неподвижно, машинально бормоча: – Вот судьба, которая победила меня! О! Если бы я могла умереть! Затем она быстро повернулась и бросилась бежать через дом, двор и сад и остановилась только у развалин храма, которые особенно любила. С трудом переводя дыхание и обливаясь потом, Альмерис забилась в темное углубление и прижалась головой к стене. Сердце ее билось со страшной силой и острая боль пронизывала грудь. Ей хотелось плакать, но слез не было. Сколько времени провела в развалинах, она и сама не могла бы сказать. Одна мысль всецело поглотила ее: все было кончено! Ричард навсегда для нее потерян! Беспорядок, который она видела в его комнате, несомненно, указывал на приготовления к отъезду. Позабыв все, он летел к той, которую любил! Из наболевшей груди Альмерис сорвался тяжелый и раздирающий, как жалоба, стон. — 116 —
|