|
Масштабы самолюбия Кожибского видны всякому, кто знал либо читал его глубже. Себя рисующего величайшим, а свою “Science and Sanity” ставящего на «бессмертную» полку вместе с «Органоном» и «Новым Органоном». Подобно Хаббардовой, общесемантическая терапия призвана вылечить невротика любого диагноза, возвысить каждого до гениальности, сравнимой с коржибсковской. Всеми профессиями, с юриспруденции до стоматологии, нужно руководить общесемантически. Лишь общая семантика мир отвратит от умирания. Вторый выпуск “Science and Sanity” предваряется призывами заставить власти применять общую семантику на практике, пророчествами, что союз общесемантиков останется частью Лиги наций. Кожибсков Институт общей семантики создали в 1938 году возле Чикакского университета за деньги производителя санузлов Корнелия Крэйна. Номер его здания с 1232 переименовали в 1234, чтобы серийный номер остался шестизначным. Кожибски — коренастый, плешивый, низкоголосый, одетый в армейский камуфляж. Кожибскивские занятия подобны телешоу. Важные места лекции выделены паузой, аудитория поддакивает-отнекивается, Коржибски помешался на фразе “et cetera”. Часто польским акценом обяъвляет: «Дело говорю» либо: «Детский сад». Играть аудиторией ему нравится. И студентам. Мода на коржибщину подобна зарисованной “Science and Sanity” «парандоидной семантоэпидемии» вследствие влияния лидера. По Кожибскому, человек «анумный», когда психическое отражение слегка чуждо реальности. Коль отражение слишком искажено, человек является «безумным». Причина чему коверкающая действительность интенция по Аристотелю. К примеру, можно ли сказать, стул это либо не стул, устанавливается через то, как мы понятие «стул» определим. Но точная дефиниция недоступна. Стуловость и нестуловость различны континуально. Вот как это писал Уэллс в очерке “First and Last Things”: «Вообразите кресло, табуретку, скамейку, ослон, а также детский, раскладной, электрический стулья, кресло пилота, кресло гинекологическое, кресла в театре, троны — всё разнообразие стульев, и поймёте, насколько терминология нестрога. Со всяким определением я смогу бороться». Интенция, про которую речь, является признанием указанного факта. Стуловости не существует. Есть лишь стул №1, стул №2, стул №3 и так далее. Эту нумерацию Кожибски называет «индексированием». Но конкретный стул изменяется также во времени. Вследствие погоды, пользования, прочего становится другим. Что предусмотрено «датировкой». Говорим о стуле в 1952 году, стуле в 1953 году, так и далее. Анумницы же, наряду со многими безумцами, лечимы научением этому. Невротику, к примеру, ненавистны мамаши. Потому что с детства своей обижен. С аристотельской привычкой обобщает из-за наделения равным именем. Но без аристотелизма можно разлчать и маму №1, маму №2, маму №3 и прочие, на пациентову не похожие. Даже последняя не такая, какой была в его детство. Есть мама 1910 года, мама 1911 года, мама 1912 года, прочие. Так излечима мамофобия. — 163 —
|