|
Тонюсенький пронзительный дискант был очень экзотичен в сочетании с огромной, жирной, остроносой тушею его обладателя и позже позволил толстому семинаристу без паха сделать блестящую церковную карьеру и дослужиться до протодиакона. Вместо благодарности отец Василий затаил смертельную ненависть к лошадиному роду, которую реализовывал самыми разными способами. Он полюбил бывать на бойне, разумеется, инкогнито. Переодетый в «гражданку», спрятавший патлы под интеллигентским беретом с червячком, заплатив жалкую трешечку забойщикам, он мог долго и с абсолютным счастием, тоненько подхихикивая, наблюдать все нюансы процесса лошадиного забоя. А когда процесс заканчивался и обездвиженное смертью лошадиное тело начинали свежевать, почтеннейший протодиакон обязательно добавлял от себя, пару раз врезая по нему галошей. Даже сами забойщики считали его злобным и очень извращенным идиотом, но отец Василий исправно платил трешечку и всегда имел и право доступа, и право посмертно врезать. Позже в его душе образовалась некая пустота, ему было маловато бойни и галошного действа, он томился и ныл, искал и метался. Он тайком таскался по московским конным прокатам, приплачивал «навозным девочкам», и те вчетвером загружали его писклявую тушу на самую больную, покорную и безответную лошадь, которую он мог трусливо подергать железкой за рот и побить. Скопец, впрочем, искренне считал себя извращенцем, таился и никак не афишировал свои странные занятия. Но, наконец, отец протодиакон попал на ЦМИ. На Центральный московский ипподром. «И полна стала душа его». Вот здесь вся его ненависть к лошадиному роду могла, наконец, реализоваться по полной. Без всяких купюр. И ограничений. Он увидел, как толпа цветасто наряженных алкоголиков ежедневно мучает, истязает, избивает, доводя до полной истерики и отчаяния, десятки лошадей, а если повезет, то и убивают какую‑нибудь. И при этом не прячутся и не таятся. И сам министр сельского хозяйства тому цветастому алкоголику, который бил лошадь сильнее и безжалостнее всех остальных, долго и благодарно жмет руку и вручает большую анодированную емкость без ручек. И все хлопают в ладоши. Постепенно Пуделев проникся и конкуром, и выездкой, узнал, что мучить лошадей можно самыми разными способами и даже стал большим знатоком в вопросах этих дисциплин. Теоретиком, конечно, но все же знатоком. В результате отца протодиакона Василия, конечно же, увезла «скорая», так как он в результате (по основному месту работы) вышел возглашать Великую ектенью в сине‑желтом жокейском шлеме и с большим номером, повязанным поверх стихаря и ораря. — 106 —
|