А он говорит: „Да. Мне грустно“. Дикарь он тогда был. Повернулся и говорит с вызовом, и акцент жуткий. — Да, грустно. Меня никто не любит. Не говорит, ты меня не любишь. А никто. Никто меня не любит. Я говорю: „Ну что ты? Как это тебя никто не любит? Мы все тебя любим, я тебя люблю“. Он обрадовался очень: „Правда, любишь? Ну если любишь, будешь со мной сидеть на свадьбе, а не с Суреном?“ Пожалуйста! Оля смеется, когда говорит это, и звонко так, будто тогда (реплика записывающего. — Г. П. ) — У меня две стороны, с одной Сурен, с другой ты. — Нет, только со мной, и говорить только со мной будешь! Ну а потом уже стал мне свидания назначать. Скажет. Приходи туда-то и туда-то. Я приду, и мы поедем на фаэтоне. Он тогда скрывался, был в темных очках, и не ходил, чтобы его не узнали, а все на фаэтоне ездил. И скажет кучеру, чтобы поехал куда-нибудь далеко. Мне что? Мне нравилось, что за мной ухаживают, возят. Поклонников много, мне весело. Один раз поехали, выехали за город, он схватил меня и стал целовать. Вообще представить не могла, чтоб кто-нибудь мог так меня зверски хватать и вообще с такой страстью целовать. Сурен нежно так, ну в щечку или в губы поцелует, поласкает. — Пусти! — стала вырываться. Он не пускает. Я вырвалась, выпрыгнула на ходу из фаэтона. Он кричит кучеру: — Стой! — А тот не обращает внимания. Видит, что влюбленных везет, не оборачивается, ничего не слышит и не видит. Анастас соскочил за мной, тогда он, наконец, остановился. — Садись, поедем, — говорит. — Нет, я не поеду, я так пойду. Я сама до города дойду. — Почему? Почему ты так делаешь? Ты почему ушла, ты почему так делаешь? — А ты почему так хватаешь меня? — Я целую тебя, ты сама сказала, что любишь меня. Когда любят, всегда целуют. Я ж говорю, он совсем дикарь был, не то что сейчас. Ну мы пошли, стали говорить. — Ты сказала, что ты любишь меня. А ты, наверное, не меня любишь, ты Сурена любишь. — Люблю, конечно. Сурен не как ты, так грубо не хватает. Сурен меня нежно целует. Он мне все внушать стал, что когда люди любят, они всегда целуются и даже еще больше бывает. И говорит, что у него в Тифлисе есть сестра троюродная Ашхен, она всегда позволяет себя целовать, а ты вот не позволяешь. — Ну и езжай к своей Ашхен и целуй ее. А ему действительно очень опасно было в Баку, его искали, и надо было ехать в Тифлис. В тот раз мы совсем разругались. И так почти все время мы ругались. Что мне? Поклонников хоть отбавляй. — 52 —
|