Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и за кулисами

Фиаско и финал

Я встретился с Саддамом Хусейном за три недели до начала американской операции против Ирака в 2003 году, когда США пошли до конца и свергли его режим. Я вылетел в Багдад после ночного разговора с президентом В.В. Путиным, который поручил мне незамедлительно и лично передать его устное послание С. Хусейну. Смысл послания заключался в призыве уйти с поста президента и обратиться к иракскому парламенту с предложением провести демократические выборы. Опасаясь вероятности того, что уход Саддама может вызвать внутреннюю дестабилизацию в Ираке, Путин поручил сказать Саддаму Хусейну, что тот может, например, сохранить свой пост в партии. Прибыв в Багдад, я отказался вначале встретиться с Тариком Азизом, понимая, что он попытается разузнать о содержании моей миссии, а, как было обговорено с В.В. Путиным, его предложение должно быть адресованным лично Саддаму Хусейну и к тому же предоставить ему возможность как бы принять решение по собственной инициативе. Путин сказал, поручая мне эту миссию, что, возможно, это — последний шанс предотвратить начало вооруженных действий США против Ирака.

Встреча с Саддамом, как я и просил, состоялась один на один. Был только наш мидовский переводчик, который прилетел со мной. С. Хусейн записывал в блокнот сказанное мною, у меня даже появилась надежда, что он примет предложение Путина. Потом Саддам спросил: могу ли я все это повторить в присутствии Тарика Азиза и председателя иракского парламента, находившихся в соседней комнате? При них я еще раз изложил устное послание президента России. Ответ Саддама сводился к обвинениям в адрес нашей страны в том, что мы опять, как и во время войны в зоне Персидского залива, его обманываем: дескать, говорили тогда, что, если он согласится вывести войска из Кувейта, не будет наземной операции против иракской армии. Я не менее горячо сказал, что он сам медлил с решением вывести войска, вплоть до американского ультиматума, а тогда уже было поздно. Выслушав это, Саддам молча похлопал меня по плечу и ушел. А вслед уходящему Саддаму Тарик Азиз громко, чтобы тот слышал, произнес: «Через десять лет посмотрим, кто оказался прав, наш любимый президент или Примаков».

Это была моя последняя встреча с Саддамом Хусейном. Он выглядел спокойным, какую-то уверенность вперед «на десять лет», возможно, создавал не только его сложившийся менталитет, но и влияние окружения. Это влияние могло быть очень большим — ведь еще одной чертой характера Саддама было то, что он не стремился к получению объективной информации. В беседах с ним я многократно в этом убеждался. При первой встрече в разгар кувейтского кризиса он меня уверял — и я думаю, он искренне в это верил, — что повсеместно арабские массы приветствуют ввод иракских войск в Кувейт, а палестинцы чуть ли не познали теперь близость своей победы. Дело в том, что, страшась возможной опалы, окружение информировало его преимущественно о тех событиях, процессах, тенденциях, которые подчеркивали «прозорливость, дальновидность, гениальность» вождя, и явно избегало давать негативную, но правдивую информацию. Во время кувейтского кризиса, наверное, он имел возможность ознакомиться с реальной картиной только при личных встречах с иностранными, в первую очередь с советскими представителями, а таких встреч было очень мало.