Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и за кулисами

В чем ценность Арафата как исторической фигуры? Прежде всего в том, что он ею стал. А он бы не мог стать ею, если бы одномоментно, в открытую пошел против течения, игнорируя настроения широких палестинских слоев, да и своих сотоварищей по ФАТХу — движению, которое стало сердцевиной Организации освобождения Палестины. Но он эволюционировал в своих взглядах, подходах, и это имело большое значение для эволюции и самого палестинского сопротивления.

Вопрос для тех, кто упорствует в оценке Арафата как экстремиста: кто-нибудь слышал от него призыв к джихаду или вообще видел в его действиях попытки окрасить борьбу палестинцев за их права в религиозные цвета? Можно считать, что ФАТХ в целом сохранился в виде военно-политического движения нерелигиозного характера во многом в результате влияния его основателя и бессменного руководителя в течение десятилетий — Ясира Арафата. Это же можно сказать и об Организации освобождения Палестины.

Будучи министром иностранных дел России, я посетил Газу в 1996 году, где в то время уже существовала палестинская администрация во главе с Арафатом. Никогда не забуду встречи с ним в тот период. Он выглядел человеком, уже вписавшимся в новую эру, открытую мирным соглашением с Израилем.

У меня не было ни тени сомнения в том, что Арафат относится к документу, рожденному им и Ицхаком Рабином, не как к тактическому шагу. Он с гордостью говорил, что позади остался период политического изгнания в Тунисе, что открываются реальные перспективы палестинского государства. Вместе с тем он никогда не заблуждался по поводу трудностей открывающегося перед ним пути. Арафат эмоционально говорил о том, что с огромным трудом удается осуществлять даже уже достигнутые с Израилем договоренности — об аэродроме в Газе, о дороге, соединяющей сектор Газа с Западным берегом.

Из разговора с Арафатом я вынес также впечатление о его готовности к компромиссам. Не просто готовности, но и уверенности в их необходимости. Да, он подчас ошибался, считая, что вот-вот сложится более благоприятная обстановка и следует дотянуть до нее, чтобы подписать более выгодные для палестинцев соглашения. Но кто застрахован от ошибок на сей счет?

Много спекуляций по поводу действительно ошибочной, как мне представляется, негативной позиции Арафата по поводу «плана Клинтона», в котором впервые предлагалось разделить на две части Иерусалим, отдать под палестинское государство около 95 процентов оккупированных территорий. Но что стояло за этим негативизмом? Арафат убеждал меня, что арабский мир не примет широкого соглашения, в котором не будут определены права всех палестинцев на возвращение на свою родину. Но так и не убедил. По мнению многих политиков, бесспорное право на возвращение палестинских беженцев — любой желающий должен иметь возможность осуществить это право — может быть отделено от практики, когда одни беженцы предпочтут возвратиться, а другие получить компенсацию, позволяющую им обустроиться в арабских странах. Уверен, что Арафат понимал это, но над ним довлела позиция, высказанная участниками сессии Лиги арабских государств. А может быть, он надеялся, что на предстоящей после объявления «плана Клинтона» встрече в Табе удастся договориться по всему комплексу проблем урегулирования с самими израильтянами. В Табе действительно договорились по максимуму. Но оформить договоренность соглашением не удалось. В Израиле предстояли выборы, и к власти в их результате пришел премьер-министр Ариэль Шарон.