— Как поживает ваша сестра, Стойчо? Она все еще в отряде? — Вышла замуж, — улыбнулся Меченый. — А мужа вы знаете — Бранко. — Прекрасная пара. Передайте им мои поздравления, если случится. — С удовольствием. Мы хотим как можно скорее вернуться в Болгарию. Мы очень нужны там. — Придется прорываться с боями? — Вряд ли. Кирчо знает тропы, а туркам сейчас не до нас. Вы не встречали Отвиновского? — Отвиновский погиб почти у меня на глазах. Турки окружили роту, а среди пленных его не оказалось. — Тогда он ушел, — сказал Меченый. — Пробрался через Сербию, Болгарию, разыскал нас. — Что вы говорите, Стойчо! — Да, это так. Сражался вместе с нами против турок, а потом Кирчо провел его к Дунаю и переправил к вам. — Зачем? — Он хотел во что бы то ни стало попасть в Россию. На Волынь, что ли. В какое-то имение, к какой-то кузине. Говорил, что дал слово побывать там. — На Волынь? — поручик долго шел молча. — Знаете, Стойчо, Отвиновский бесспорно человек чести, но сколько же в нем холодной жестокости… Впрочем, я не прав, на войне другие мерки. — На войне как на войне, — пожал плечами гайдук. — Да, на войне как на войне, — вздохнул поручик. — Но прийти к матери и сказать, что я сам, собственными руками… — Он запнулся. — Я видел много смертей намного ужасов, но так и не понял, как же следует поступать. — Вероятно, все зависит от обстоятельств. — Не знаю, — задумчиво сказал Гавриил. — Никак не могу разобраться, какая разница между человеком, который воюет, я человеком, который спокойно сидит дома. Один не только имеет право, но и обязан убивать, а другого за это же ждет бесчестье и каторга. А что, в сущности, меняется? Совесть? Нравственные принципы? Вы можете убить человека не в бою, Меченый? — Смотря какого человека, — усмехнулся Стойчо. — Странные у вас мысли для боевого офицера. — Полагаете, они мешают мне воевать? — Они мешают вам жать, поручик. Думать об этом будете после войны. — Нет, Стойчо, думать об этом надо всегда. Всегда, даже в бою. Иначе мы рискуем превратить род человеческий в банду убийц и грабителей. — Он помолчал и неожиданно добавил: — Турки казнили Карагеоргиева. У него была мучительная смерть, очень мучительная. — Вечная память, — помолчав, сухо сказал гайдук. — Мы пришли, поручик. Пожалуйста, не говорите с воеводой о морали и праве человека на убийство: на его теле двадцать восемь турецких ран. — 354 —
|