Но и я ждал. А как банк за пять тысяч перевалил, душой услышал, что труба пропела. «Ну, Аничка моя, молись в сладком сне своем!..» — По банку. — А есть чем ответить, господин поручик? — высунулась вдруг пиковая шестерка. Мрачный субъект. И глаз пронзительный, и сам черный, как цыганенок. Но, видать, глуп, потому как допустил целых две промашки. Во-первых, признался, что они уже выигрыш считают, а во-вторых, повод мне дал для справедливой ярости. — Как смеешь мне, офицеру, недоверие выказывать? — гаркнул я. — Да я за меньшее к барьеру приглашал!.. Поднялся шум, начались извинения, просьбы. Я ерепенюсь, краску гнева праведного изо всех сил на усталом своем лице вызываю, ору, а сам поглядываю, что их руки в этот момент делают. Чем заняты… И вижу, отчетливо вижу, что Бубновый, урвав миг, в карман полез, вроде как за платком. — Ва-банк! — рявкаю. — И чтобы без намеков, оскорбительных для чести моей! Рисковал? Еще как, но почему-то верил. Верил, что дама придет: у меня на руках аккурат восемнадцать было. И не обманула меня дама моя, пришла на дорогое — под шесть тыщ — свидание!.. — Очко! — И у меня очко, — говорит банкомет и гаденько этак улыбается. По правилам — он выиграл. И выиграл бы, коли бы по правилам играл. Но я-то приступ ярости не зазря закатил. Чуть было глаза не сломал, за их руками приглядывая: уж больно шустрые ребятки попались. И лапки цепучие, и глазки липкие пронзительно. И банкомет уж за деньгами тянется. — Цурюк! — командую. — А ну-ка карты — рубашками кверху. В три глотки заорали: — Не по правилам!.. Не по совести!.. Прав таких не имеете!.. Тут-то я пистолет достаю и звучно курком щелкаю: — Рубашками кверху, я сказал. Раз!.. «Два» и говорить не пришлось: сам банкомет перевернул дрожащими руками. И примолкли все. — Света, майор. Майор канделябр придвинул, вгляделся: — Ах, сукины дети!.. Рубашки-то разные. — Разные! Разные!.. — Лимончик аж ручонками всплеснул. — Стало быть, и выигрыш мой, — говорю. — А за плутовство — все доли партнерам вернуть. Все, до копейки! И мне — тысячу за расстройство мое. — Не пойдет такое! — всполошился, вскочил даже Пиковый. — Хоть убейте, не… Пальнул я в потолок. Он сразу сел, все замолчали, и смотритель в одном исподнем вбежал: — Что такое? Грабят никак?.. — Гони за исправником. — Не надо, не надо, — забормотал Бубновый. — Мы согласны на мировую, согласны. Сколько должны, господа, все — до копеечки, до копеечки… Без шума желательно нам. — 25 —
|