Будущее настоящего прошлого

Об этом очень хорошо сказал еще один гениальный самоучка Генри Форд, создатель массового производства. Он сокрушался тем, что у него есть хороший способ похоронить всех своих конкурентов, но он никогда не сможет им воспользоваться. А способ простой – я (сказал Форд) за свои деньги нанял бы для своих конкурентов самых лучших специалистов от науки в тех областях, которые фундаментальны для наших производств. И через какое-то время от конкурентов осталась бы лишь добрая память и пыль на ботинках, потому что ученые специалисты очень хорошо знают, что невозможно и чего нельзя, а все новое и полезное как раз всегда там, где, по мнению науки, что-то невозможно или чего-то нельзя.

Ну и хорошо, с этим теперь понятно. Но это пока еще не повод закинуть ноги, откинувшись в кресло, на вспомогательный стул, чтобы, находя знакомые позиции любимых кнопок телевизионного пульта, ожидать наград. Вопрос-то был в другом – что за будущее у всего этого? А будущее у всего этого очень простое – его нет. Спешу всех поздравить с тем, что наше настоящее – это уже окончательно прошлое, потому что у него нет никакого будущего и его фактически уже нет, несмотря на то, что оно физически еще есть. Техногенная цивилизация в своем смысле уже однозначно закончилась, хотя физическое время этому еще не пришло. Почему она закончилась? Потому что возобладало самодвижение.

Непременный конец нашей цивилизации считается вопросом спорным, потому что предполагается, что экологический и энергетический тупики, в которые завели человечество нынешние технологии, будут пробиты к новым просторам силами того, кто в эти тупики завел – наукой. Но это одновременно вопрос и бесспорный – потому что в науке больше невозможны никакие случайности. В науке все стало очень хорошо организовано. Слишком хорошо, чтобы что-то могло пробиться в это самодвижение и придавать ему тенденцию к новому будущему. Проблемы, решаемые наукой сегодня, уже настолько превосходят своими вершинами те подножья, по которым ступают чайник с альтернативщиком, что с этих вершин их не слышно и не видно, а в фуникулер их не пускают. А если и пускают, то пока фуникулер поднимается, гид-инструктор кастрирует у них все органы, способные порождать новое.

Один из таких фуникулеров – аспирантура. Это, собственно, и есть главный отдел науки по кастрации опасных органов инакомыслия и по стерилизации хранилищ, генерирующих смелые и новые идеи. Если молодой ученый на предзащите скажет что-то альтернативное, или просто новое настолько, что это будет не совсем понятно старшим, то его или завалят окончательно, или по-доброму (по-человечески) посоветуют вести себя чинно-традиционно. Ему скажут – «не гони лошадей, на пень наскочишь. Тебе всего-то и надо, что стать кандидатом. Вот и стань так, чтобы это никого не задело, и всем было бы понятно. А когда ты будешь доктором, тогда и будешь говорить не только то, что другим понятно, но и то, что захочешь». Но когда он становится доктором, то он уже или кастрат, или каналы от семенников его мысли уже обрезаны и подключены к стандартным источникам научной парадигмы.