Беспредел

С чемоданами, набитыми долларами.

Мне стало жалко Беркесова. Он напомнил мне маленького мальчика, заброшенного в чужой и холодный лес, обмотанный колючей проволокой. Где рыскают люди — звери страшные, беспощадные и вечно голодные.

И ему особенно жутко, поскольку он построил этот лес собственными руками и стал в нем почти генералом.

— Через сто лет, — повторил Беркесов. — Вы говорите, что через сто лет все образуется.

— Может быть, через двести, — чтобы не разочаровывать его окончательно, сказал я. — Но все образуется обязательно. Главное, ваша страна будет жить. Сейчас из нее выходит дерьмо и гной, а свежая кровь вливается. Она будет очень хорошо жить, похоронив все свои химеры и утопии. Но мы очень отвлеклись. Так что же произошло дальше с Беловым?

— Его отвезли на машине в одну из их, если так можно выразиться, резиденций в другом районе города.

Я назвал адрес.

Брови Беркесова удивленно поднялись.

— Вы тоже знаете слишком много из того, чего вам совсем не следовало знать, — проговорил он.

Это был адрес офиса генерала Орлова, который кто-то в мэрии продал за валюту какому-то голландскому еврею. Наверное, ювелиру.

XI

Утром, бреясь электробритвой (страшно не люблю) в консульстве, я включил телевизор. На экране мрачно плыл авианосец "Китти Хок", если судить по огромной цифре 63 у него на надстройке. Авианосцы нашего флота — это постоянные телезвезды. Когда они устраивают свои шоу-концерты, за ними наблюдает весь мир, затаив дыхание.

"…считают, — говорил диктор, — что повторный удар по Ираку может быть нанесен в течение следующих нескольких часов".

Выходит, что первый удар я пропустил в суете вчерашнего дня. Я приперся в консульство в третьем часу ночи и охрана долго не желала меня пропускать. Пробравшись в кабинет Крампа, где был диван, я упал на него и мгновенно уснул. И зря.

Потому что в канцелярии меня ждало очередное письмо от Койота. Которое принес не кто иной, как ныне покойный доктор Ларссон. Позавчера только я всем разъяснил, что если этот человек появится снова, его нужно немедленно задержать. Об этом знали все — от беркесовских "милиционеров" и наших морских пехотинцев на входе до тетушки Джейн в канцелярии консульства. Но никто и пальцем не пошевелил. И слава Богу. Я не стал проверять или просвечивать письмо, как делал в прошлый раз, а просто его вскрыл и похвалил себя за догадливость. Ларссон принес мне извещение о собственной кончине. И снова он воспользовался прессой. Газетная вырезка гласила: