Потом стал смотреть. И увидел живот. Белый толстый живот, покрытый не то мелкими перьями, не то шерстью. Живот обрамлялся жёлтой полосой и переходил в ярко-чёрный бок. Над всем этим оказалась небольшая и дружелюбная голова с чёрным глазом и словно застывшим в доброжелательности острым клювом. - Жизнь Пи. – Непонятно ответил Пингвин. Арс решил, что пора пообщаться. И они стали приятелями на несколько дней. Арс сначала переживал: ему казалось, что если… что когда он расправляет свои мощные красивые крылья, Пингвину должно быть обидно…. Потом обнаружив великолепные способности Пи по нырянию и плаванью, решил, что ничего…. И даже показал кое-что из наработок…. Они ели, плавали, обменивались шутками. Пи умел слушать, и это придавало рассказам-воспоминаниям гладкость и яркость его тела. Через пару дней на закате Арс не выдержал. Он катал и катал этот вопрос в голове… - Можно я спрошу тебя, Пи, не обидишься? - …? - Как ты с такими … - Арс смотрел на них и не решался назвать… - крыльями? И теперь не понятно было: отвернуться смущаясь или следить внимательно за малейшим признаком, чтобы кинуться в извинения. Пи ответил не торопясь, но и не задумываясь, просто: - Тоска. И они словно вернулись к моменту знакомства. - Это очень тяжело… - Привыкаешь… - Может лучше не жить… - Да нет уж, отчего. Жить можно… - А смысл? На этом разговор кончился. Приятельство тоже, как выяснилось на следующий день. - Раз уж ты так хочешь беседовать о смысле жизней, тебе надо к Чем. Черепахе Чем. – так сказал ему Пи. – Ищи его там, где песок и большие валуны, покрытые травой. И он ушёл, покачиваясь, в группу своих чёрно-белых, умеющих быть птицами без крыльев, толстыми и ловкими, глупыми и мудрыми, тоскливыми и живыми. Арс обиделся, его прямо трясло от возбуждения. «Почему я обо всём узнаю поздно? Почему всегда есть кто-то, кто знает и умеет что-то, что я только начал искать...». Даже тоску у него отняли. Он полетел низко над прибоем то ли для того чтобы найти Чем, того, кого искал, а может. Чтобы солёные брызги разъедали глаза. А шум – рвал тело рыданиями. Мерзкая, ненавистная фраза «пока ты летишь туда, я уже лечу обратно» свербила его мозг и мучила тело. Берег, сначала перешедший в скалистый обрыв, потом вдруг вообще резко отвернулся и исчез, но сворачивать не хотелось. Это кстати оказалось правильным. Он устал. Но долетел и нашёл. Это был уже другой берег, однако все они похожи. И повсюду валуны… Почтительность к мудрым глазам, буро-чёрным морщинам и возрасту, начертанному на большом панцире, успокоила, угомонила его. Смиренно постояв в отдалении пока дыхание и сердце притормаживало, он приблизился и тихо спросил: — 21 —
|