|
Почему бы им не попытаться пролить свет на тайны композиции одного из самых замечательных музыкантов? Возможно, расшифровка метода письма Скрябина выведет нас на дорогу иного толкования мира звуков и гармонии? Может быть, Скрябин возвестил рождение новой музыки, музыки, свойственной нашему бурному и стремительному веку. Веку, который внес в науку мятежный и дерзкий дух отрицания старых истин и утверждения новых, веку «безумных» идей, оказавшихся движущей силой прогресса. Что ж, ученые, возможно, раньше других поняли и почувствовали грозовой темперамент нашего столетия и сегодня уже не отмахиваются от «бредовых» на первый взгляд теорий: к ним жадно тянутся, ожидая от них решения самых головоломных, самых таинственных загадок природы. Как это ни парадоксально, но редакции некоторых научных журналов не принимают статей, в которых нет этого новаторства, многообещающей «безуминки». Речь идет, конечно же, не о коэффициентах полезного действия, превышающих сто процентов, не о вечном двигателе и прочей чертовщине. Речь идет о тех пока не объяснимых и восхитительных способностях человеческого мозга, особенностях мышления, которые позволяют разуму вдруг оторваться от мира привычных вещей, от ритмичной, последовательной логики предыдущих знаний и устремиться в такие области мышления, о существовании которых человечество совершенно не подозревало или лишь смутно догадывалось. Именно так родилась теория относительности, так ворвались в классическую физику идеи Бора, де Бройля, Гейзенберга, Шредингера. Они отказались верить только в очевидность, оттолкнулись от парадокса и раскрыли человечеству тайну жизни мельчайших кирпичиков материи, из которых сотканы земля и люди, звезды и цветы. Именно такой «безумной» идеи жаждут сегодня физики, изучающие мир элементарных частиц. Наука требует «безумных» идей. Прозрение или заблуждение? Как часто этот вопрос сопутствует самым гениальным открытиям, витает вокруг тех имен, к которым, в конце концов прочно пристает эпитет «гениальный». А что же музыка, мир гармонии, без которой трудно представить себе жизнь человека? Не настанет ли и для нее однажды момент великих перемен? И не был ли Скрябин пионером, носителем «безумной» идеи преобразования музыки? Какая благодатная почва для слияния возможностей кибернетического и музыковедческого анализа, для содружества музыкантов и математиков, для объединения физиков и лириков! Кто знает, может быть такая совместная работа станет новым этапом в изучении самой тонкой сферы человеческой деятельности — сферы творческого труда, — и мы перекинем мост от одного вида творчества к другому, поймем тайну музыкального, литературного, математического склада ума? — 235 —
|