|
Ну, приехали. Машину загнали во двор - этакий колодец старинной постройки, еще, по-моему, дореволюционной. Четыре глухих стены, единственный въезд под аркой. Дом был из тех, что у нас в старые времена назывались "доходными". По-польски это будет "чиншова каменица". Многоквартирный, одним словом. Дом, знаете, сохранился почти целиком. Повезло ему. Ну, конечно, были кое-где следы попаданий - и снарядов, и пулеметных очередей. Но по сравнению с грудами развалин, в которые превратилась масса других, он, честное слово, смотрелся, как палац. Дворец, я имею в виду. Крыша цела, и даже некоторые окна остались невыбитыми взрывной волной. Живи - не хочу, роскошествуй... Тишина стояла, безлюдье. Спутники мои пошли осмотреться по подъездам, порасспрашивать народ. Я остался караулить машину. Отношение к героическим воинам-освободителям в Польше тогда было, мягко выражаясь, неоднозначное. Постреливали порой и все такое прочее. Да и дело не обязательно в политике - обычные уголовнички могли машину разуть или вообще попятить... Ну, стою я в этом самом дворе-колодце, возле машины. Покуриваю, таращусь вокруг лениво. Но бдительности не теряю, не расслабляюсь особенно - этот наш человечек отнюдь не горел желанием ехать к нам для откровенного разговора. Мог и устроить вооруженное сопротивление. Так что я и прислушивался, и присматривался к окружающему, вдруг придется бежать на поддержку... Вот тут оно и началось. Заметил я краешком глаза шевеление слева, в глубине двора, у самой стены. Повернулся туда. Сначала ничего необычайного в происходящем не отметил: всего-то навсегда ветерком мотало газету. Целую газету, только скомканную. Большой такой получился комок. Он и подпрыгивал. Я уже было отвернулся - но тут меня как ударило... Понимаете, я про ветер подумал сначала, чисто автоматически. А потом понял, что никакого ветерка там нет. Совершенно не чувствуется. Колодец, а не двор, закрыт со всех четырех концов, внутри стоит полное безветрие... А газета тем не менее прыгает. На одном месте, часто и регулярно. Подскакивает, как мячик, примерно на полметра, шлепается назад, полежит пару секунд и опять начинает прыгать. Все это было совершенно не правильно. Не было внешней силы, которая бы могла привести газету в движение. Я подумал сначала, что туда, внутрь, забралась крыса. Скажем, в газету сало было завернуто. Она учуяла, залезла, и прыгает теперь... Нет, на это решительно не походило. Газета так вот прыгала и прыгала с некоей механической повторяемостью. Взлетала с одного конкретного места и точнехонько туда же приземлялась. Как маятник. Как поршень. Скок-прыг-скок-прыг... — 83 —
|