|
Отговорили, в конце концов, всем скопом… Свадьба сорвалась. Вот такие настроения царили в нашем высшем обществе — всего‑то за пару лет до Первой мировой. А мы потом сваливаем всю вину за Октябрь на «кучку большевиков». Я не помню фамилий, и не тянет уточнять, но лично мне очень хочется верить, что в семнадцатом году именно этого генерала «восставший пролетариат» поставил к стенке, а его генеральшу вдоволь попользовали революционные матросики. И черт с ними, если честно. Поговорим лучше о том, как наши страдальцы‑декабристы стенали, бедные, в тюрьмах и на каторге… ХРАНИТЕЛИ ГОРДОГО ТЕРПЕНЬЯ.Приведенный здесь рисунок знаменитого Брюллова (Рис. 3 — Сон декабриста) у человека чувствительного и привыкшего относиться к декабристам восторженно, способен вызвать не одну‑единственную горючую слезу, а целый водопад на манер Ниагарского. Но меж тем… Боже упаси, я вовсе не хочу сказать, что великий мастер кисти и мастихина погрешил против истины. Брюллов добросовестно изобразил правду. Точнее, что очень существенно — кусочек правды. Совсем крохотный кусочек… Вот как до решения своей участи сидел кавалергард Иван Анненков: «В Выборге сидеть было довольно сносно. Офицеры и солдаты были народ добрый и сговорчивый, большой строгости не наблюдалось, комендант был человек простой, офицеры часто собирались в шлосс, как на рауты. Там всегда было вино, потому что у меня были деньги, я рад был угостить, офицеры были рады выпить, и каждый день расходились очень довольные, а комендант добродушно говаривал: „Я полагаюсь на ваше благоразумие, а вы моих‑то поберегите“. Чувствительные немки, узнав о моей участи, принимали во мне большое участие, присылали выборгские крендели и разную провизию, даже своей работы. Однажды кто‑то бросил в окно букет фиалок, который я встретил с чувством глубокой благодарности; цветы эти доставили мне несказанное удовольствие. Так прошло три месяца». Напоминаю, это государственный преступник описывает свое пребывание в тюремном замке! Может быть, перед нами счастливейшее исключение из правил? Послушаем декабриста Басаргина… «Плац‑майор каждую неделю присылал мне по пяти рублей (из отобранных при аресте тысячи семисот рублей — А. Б.), и этих денег мне доставало и на табак, и на белый хлеб, и на проч. Посредством сторожа моего я даже абонировался в книжном французском магазине и брал оттуда книги. В крепости (Петропавловской — А. Б.) я прочел все романы того времени Вальтера Скотта, Купера и тогдашних известных писателей… С Луниным и Кожевниковым мы свободно разговаривали. С первым каждый день после обеда я играл в шахматы…» — 144 —
|