|
Все вопли об «упадке культуры» как раз и объясняются тем, что интеллигентным бездельникам перестали платить. Невероятно на первый взгляд, но есть одна‑единственная область, где «радикал‑демократы» и «национал‑патриоты» начинают употреблять практически одинаковые обороты, и осуждающие фразы совпадают даже текстуально: когда речь заходит о частном книгоиздании. И тот, и другой лагерь громогласно сокрушается о «мутном потоке» «недолитературы», захлестнувшем прилавки… О том, что среди сего «мутного потока» – Пушкин и Пастернак, Мандельштамм и Фрейд, Ломброзо и Костомаров, Довлатов и Булгаков, предпочитают умалчивать. Иначе придется признать простой, как мычание факт: государство перестало платить только за то, что человек (неважно, национал‑патриот или радикал‑демократ) что‑то там напечатал. Вот и стенают «ревнители культуры», «экономисты» и «аналитики», оказавшиеся вдруг не у дел… Эскьюз ми, мы, кажется, отвлеклись. Как выражается мой знакомый доктор наук и профессор: «Я не интеллигент, у меня профессия есть». Гумилев, кстати (который Лев), на вопрос, числит ли он себя среди интеллигенции, решительно отвечал: «Да боже упаси!» Но это так, к слову. Весь этот пассаж приведен с одной‑единственной целью: напомнить, что сплошь и рядом петровские реформы печатно и публично оценивают люди, которые просто не понимают, в чем был корень зла… Бороды и охабни – сие вторично, третично, десятирично. Всего через полторы сотни лет после борьбы Петра с бородами мода на бороды пышным цветом расцвела в Западной Европе, ими щеголяли все – от Жюль Верна и Пастера до Бисмарка и Мольтке, а человек с бритым лицом вплоть до первой мировой войны прежде всего вызывал мысли, что это, должно быть, актер, у коего отсутствие растительности на лице вызвано сугубо профессиональными соображениями. Даже появился словесный оборот, встречающийся во многих романах того времени – «бритый, как актер»… Главный и трагичнейший признак российского отставания от Западной Европы – не одежда и прически, а слабость третьего сословия. Отсутствие (или пребывание в зачаточном состоянии) институтов, аналогичных европейским торговым и ремесленным гильдиям. Именно на горожан, кровно заинтересованных в отмене средневековых феодальных правил, мешавших спокойно торговать и производить, опирались европейские короли в борьбе с баронской вольницей. Россия в этом плане трагически отставала. Трагически, но не безнадежно – в правление Алексея Михайловича, Федора и Софьи прямо‑таки ударными темпами стала развиваться самая что ни на есть рыночная экономика, то есть – частное предпринимательство, торговля и производство, практически свободные от опеки государства. — 299 —
|