Исходя из всего вышесказанного, можно прийти к выводу, что Кто-то или Что-то постоянно испытывает на упругость саму Природу. Не просто ее развитие, а, как дотошный садовод, проверяет каждую ее веточку, отпиливая засохшую или пересаживая ее на другое дерево. О существовании звероподобных людей писал еще Плиний в начале нашей эры: «На острове Тапробане (так называли тогда остров Цейлон) есть индийцы, которые сожительствуют с дикими животными, и в результате получаются дикие существа — полузвери, полулюди, покрытые шерстью, как первые». На берега реки Ганг в Индии Плиний помещает неких «калингов», таинственных существ, которые рождались, по его утверждению, с хвостом. Хотя многие историки науки и не особо доверяют Плинию, но здесь мы можем видеть прозрачный намек, пусть даже с мифическим оттенком, на последствия ассимиляции человека с животными. Эта ассимиляция могла происходить и не в такой ярко выраженной форме, как зоофилия, но происходила и на ментальном, энергетическом уровне, о чем говорит распространение тотемизма среди аборигенов. Родовое животное несло на себе отпечатки этой ассимиляции, как приспособления к среде обитания и в то же время явной деградации данной человеческой ветви. Может быть, пример будет не очень удачным, но не упомянуть его нельзя. Помимо ученых, знаменитый Джеймс Хедли Чейз также задавался 311 понятиями родственности человека и животного, правда, лишь от лица выдуманного им героя. А вот нынешний писатель Тимур Пулатов в романе «Черепаха Тарази», отразившем, и весьма успешно, стадию превращения человека в черепаху (восточная притча), прямо говорит о понятии рода: в одном человеке животное чувствует брата, в другом — нет, ибо тот человек — представитель иного племени, иного тотема... Нет ли связи и между человеком и гуманоидом-косми-том? Не ходят ли среди нас сотни, тысячи, десятки, а возможно, и сотни тысяч гибридов? И не гибридов вовсе, а настоящих братьев^ ибо, если вспомнить об одной-единствен-ной живой клетке, давшей всему начало... Впрочем, то всего лишь околонаучный взгляд, да и не взгляд вовсе, *а гипотеза. Однако, согласитесь, впечатляющая!.. Станислав Лем, великий мастер задавать вопросы (впрочем, как все философы), не особенно трудясь над изобретением космических кораблей, поставил, кажется, самый главный вопрос: а на что он нам, дальний космос? Или нам скучно на планете Земля? Разве жизненно не хватает какого-либо металла, нефти, газа и тому подобного? Зачем мы стремимся туда, в черную жуть вселенских бесконечностей? — 186 —
|