|
Сергей вздохнул и открыл дверцу. Надо домой, переодеться, умыться, закусить. А потом делать дело. Ткачев закрыл машину и, сделав шаг к подъезду, обернулся и нажал кнопку на брелоке. Сигнализация коротко мяукнула. Порядок! Уже поворачиваясь, чтобы двинуться к дому, он сообразил, что у живой изгороди возле подъезда кто‑то стоит. “И хрен ли?” — подумал Сергей, поднимая глаза, чтобы встретить случайного встречного профессионально‑давящим взглядом… И обмер. Это был Трушин. Тот самый ниндзя. * * *Я выслеживал его тщательно и не без удовольствия. Догадаться, что именно он стоит за подставой с деньгами, было несложно. Танюшка не скрывала своей неприязни к этому типу, и я понял, что он, похоже, пытался ее охмурить. Неудачно. Больше ни у кого в казино не было никакого резона ее подставлять. Она права. Взять с нее нечего. Значит, взять рассчитывали чем‑то другим. То есть понятно чем. А у этого Сергея на лощеной морде написано, что он есть такое. И это из‑за него я вынужден биться на тотализаторе. Но это полбеды. Татьяна плакала из‑за него. А вот этого я простить не могу. Он закрыл машину, повернулся и тупо уставился на меня. Будто увидел привидение. Следующее его действие я предвосхитил. Рука “пистолетчика” только дернулась в сторону левой подмышки, когда я оказался рядом. Ухватив его за лацканы понтовито расстегнутого пиджака, я рванул их в стороны и вниз, намертво прижав руки противника к туловищу, и с хрустом впечатал голову в его переносицу. “Пистолетчик” обмяк. А я, не отпуская захвата, чуть довернулся, подсел и с выкриком метнул тяжелое тело через бедро. Нелепо взболтнув ногами, начальник Службы безопасности перелетел аккуратно подстриженные кусты и рухнул на газон. Я не хотел, чтобы он убился. По крайней мере так быстро. Перескочив кусты следом за ним, я, подобрав выпавший пистолет, вздернул оглушенного противника с земли. Голова у него болталась из стороны в сторону, глаза одурело блуждали. Куда делось выражение хозяина жизни, бывшее на его лице, когда он отходил от машины? Теперь это была физиономия дебила, обгадившегося от страха. — Ну, любвеобильный ты мой, давай побеседуем! — Я легонько встряхнул Ткачева. Его зубы лязгнули, но в себя он, похоже, не пришел. Лады! Согнув указательный палец, я воткнул его “уголком” под ухо “собеседника”. Тот взвыл и начал бестолково шевелиться. Очухался, значит! — Так, дружок, — назвал я его собачьей кличкой (да простят меня честные дворняги), — я спрашиваю — ты отвечаешь. Если прикусил язык, можешь просто кивать. Понял?! — 176 —
|