|
Как я расскажу в одной из следующих глав, галки надолго запоминают того, кто на глазах у всей галочьей колонии однажды взял одну их них в руки и тем самым вызвал переполох, сопровождаемый особым «гремящим» криком. Это сильно препятствовало моей работе по кольцеванию молодых галок а колонии, обосновавшейся на моем доме. Когда я брал птенцов, чтобы пометить их с помощью алюминиевых колечек, галки не могли не видеть меня, и сразу же начинался дикий гремящий концерт. Как воспрепятствовать развитию у птиц постоянного недоверия ко мне в результате процедуры кольцевания — ведь такое положение дел могло нанести неисправимый вред всей моей работе. Решение казалось очевидным — переодевание. Но как? Очень просто. Костюм лежал наготове в ящике на чердаке и очень подходил для моих целей, хотя обычно его доставали один раз в год — шестого декабря, чтобы отпраздновать старый австрийский праздник, день святого Николая и Дьявола. Это был великолепный меховой костюм черта с маской, закрывающей всю голову, с рогами и языком и с длинным торчащим дьявольским хвостом. Я хотел бы знать, что подумали бы вы, если бы в один прекрасный июльский день вдруг услышали дикий крик галок, доносящийся с остроконечной крыши высокого дома, и, взглянув вверх, увидели бы Сатану собственной персоной: с рогами, хвостом и когтями, с высунутым от жары языком, Сатану, карабкающегося от дымохода к дымоходу и окружённого роем чёрных птиц, производящих оглушительные гремящие крики? Мне кажется, что общее тревожное впечатление от такого зрелища могло замаскировать тот факт, что Сатана при помощи обычных щипцов надевал алюминиевые колечки на лапки молодых галок, после чего осторожно клал их обратно в гнездо. Когда я окончил кольцевание, то впервые заметил большую толпу, собравшуюся на деревенской улице. Люди смотрели вверх с тем же выражением ужаса, что и те туристы за оградой моего сада. Поскольку возможность показать, кто скрывается под личиной Сатаны, совершенно противоречила моим целям, я ограничился тем, что дружески махнул толпе своим дьявольским хвостом и исчез через люк, ведущий на чердак. В третий раз я находился под угрозой попасть в психиатрическую клинику по вине моего большого желтохохлого какаду[30] по имени Кока. Я приобрёл эту прекрасную птицу незадолго до пасхи за внушительную сумму. Прошло несколько недель, прежде чем бедное существо смогло оправиться от психического расстройства, вызванного долгим заточением у предыдущих хозяев. Первое время попугай просто не мог осознать, что нет больше оков и можно двигаться свободно. Было жалко смотреть на эту гордую птицу, которая, сидя на ветке, то и дело готовилась взлететь и не решалась, ибо не верила, что она уже не на цепочке. Когда же она, наконец, преодолела эту внутреннюю скованность, то стала чрезвычайно живым и энергичным существом и очень привязалась ко мне. Утром, как только попугаю разрешалось покинуть комнату, в которую мы ещё запирали его на ночь, он сразу же летел разыскивать меня, проявляя при этом удивительную сообразительность. В чрезвычайно короткое время птица уяснила себе, где можно вернее всего найти меня. Первым делом попугай влетал в окно моей спальни и, не найдя меня там, вёл свою разведку все шире и шире. В результате несколько раз он терял обратную дорогу. Поэтому мои помощники получили строгую инструкцию — не выпускать попугая в то время, пока я нахожусь в отлучке. — 33 —
|