Утром, едва они тронулись в путь и прошли пять-шесть километров, ехавший впереди проводник показал на четко видную на снегу лыжню и воскликнул: — Люди ходи! Человек, по-видимому, шел снизу по долине Среднекана и свернул направо, в небольшой левый его приток. Александров завернул своих оленей по тому же пути, и через несколько минут они увидели глубоко врезавшуюся в снег колею. В семи-восьми километрах выше устья этого притока, названного Безымянным, показался дым среднеканской базы. У края шумного летом, а теперь насквозь промерзшего ручья на трехметровой террасе стоял небольшой плоскокрыший барак, срубленный из толстых лиственниц, проложенных ягелем и перекрытых накатником. Небольшие окна затянуты вместо стекла сильно обмерзшей белой бязью. Из выведенной коленом трубы вьется гостеприимный дымок. Это и было жилище, построенное Билибиным. Опередивший оленей Цареградский увидел, что перед домом над чем-то копошатся сидящие на корточках люди. Тут же стояла подпираемая деревянными распорками палатка — склад снаряжения. Люди заметили приближающийся транспорт и поднялись, всматриваясь: свои ли? — Юрий Александрович, наши приехали! — радостно закричал молодой парень с засученными по локоть рукавами ватника. Перед ним густым паром дымился оцинкованный таз с горячей водой, в которой лежал кусок рыжей конской шкуры. Двое рабочих только что оскабливали ее блестящими охотничьими ножами. — Валентин, наконец-то! — Навстречу Цареградскому бросился выскочивший из барака Билибин, — Слава богу! Мы уже черт те что передумали. Ну, здравствуй, черт полосатый! — Здравствуй, Юрий! — Цареградский протянул обе руки. — Мы уж второй раз из Олы выходим, в первый раз ничего не вышло! Они обнялись, — Товарищи, — крикнул Билибин, — помогайте разгружать! — Здравствуйте, друзья! — Он протянул руку Казанли и Александрову. — Добро пожаловать! — Что это у вас такое? — спросил Цареградский, показывая на таз с конской шкурой. — Обед… Если бы вы не приехали, нам предстояло бы есть похлебку из лошадиной шкуры. Ну, а теперь, братцы, — весело крикнул он, направляясь к бараку, — голодовке объявляется конец! — Неужели голодали?! — Все начисто съели, — ответил Билибин. — Постреляли всех белок, куропаток и даже кедровок в округе. Покончили с кониной, а и мера впервые попробовали студень из конской шкуры. Дрянь, скажу я тебе, порядочная! — Вовремя мы поспели! — Да уж куда лучше; прямо как у Джека Лондона — избавление в последний момент! — 37 —
|