|
- Ну вот, - произнес он. - И никаких бланжей! Маленькая царапинка, через три дня заживет... Он внимательно осмотрел меня с ног до головы. Так, печень в порядке, синяк убрали... Пожалуй, все... Он повернулся и, заставив вздрогнуть ребят, остолбенело наблюдавших за происходящим, громко сообщил: - Конец тренировки. Можно идти в душ, а завтра и... И тут он вдруг замолчал, глядя внутрь меня долгим изучающим взглядом. Мы все знали этот взгляд - так смотреть умел только наш учитель. Он, казалось, рассматривал сквозь меня, как сквозь лупу, что-то бесконечно удаленное, но являющееся, тем не менее, частью моего существа. Или моей судьбы... По крайней мере, с его точки зрения. За подобным взглядом неизменно следовало что-нибудь неожиданное. И отнюдь не всегда неожиданность оказывалась приятной. Все ждали, затаив дыхание. Когда напряженно затянувшееся молчание сделалось, наконец, невыносимым, Альберт Филимонович медленно и очень тихо произнес: Завтра ничего не будет... Завтра и послезавтра... В выходные все свободны. Все, идите. Стоя под душем, я недоумевал. Отменить две самые длинные тренировки... И самые важные - ведь он сам говорил... Странно. Или... Или в выходные случится нечто из ряда вон выходящее... Видимо, все дело в этой истории с печенью и фингалом... Похоже, именно мне суждено стать главным действующим лицом предстоящих событий. В выходные что-то произойдет - в этом я уже почти не сомневался. Иначе с чего бы это все внутри меня сжалось в холодный ком от некоторого не совсем радостного предчувствия? Ощущения подобного рода меня никогда не обманывали, ведь недаром же двенадцать лет прошло с того дня, когда я впервые переступил порог этого зала... Одевшись и затолкав мокрое от пота кимоно в сумку, я вышел из раздевалки. Все уже ушли, и вахтерша тетя Зоя с грохотом заперла за мной тяжелую дверь парадного входа, бурча с белорусским акцентом, что, мол, "ходют тут по ночам всякие караты и еробики, нет шоб дома в телевизир глядеть". На улице было темно, сквозь прозрачный туман сеялся дождик, под фонарем, поблескивая мокрым зонтиком, одиноко маячил Альберт Филимонович. Вы еще не ушли? - спросил я и ощутил себя идиотом. Взяв зонтик в левую руку, Альберт Филимонович жестом предложил мне частично укрыться по его сенью. Сперва я так и сделал, но потом обнаружил, что с зонтика капает не так, как с неба - капли крупнее и почему-то обязательно попадают мне за ворот. Я вежливо обошел учителя и пристроился справа. До остановки мы молчали. В трамвае я не выдержал и поинтересовался: — 10 —
|