|
Фернандо, рыжий юноша-испанец, поднял руку: — IDisculpeme, doctor, pew que es la conciential. Что такое сознание? Я глубоко вздохнул и сказал: — Я не знаю. Кажется, это не поддается точному опреде лению, так же как Бог или любовь. Мы все знаем, что у нас это есть, но не знаем толком, что это такое. Пробовали определить это как компонент бодрствующей осведомленности, которую индивид воспринимаете любой данный момент. Но это определение недостаточно хорошее. Сознание — это наша осведомленность о нашем чувственном опыте, но эта осведомленность не может быть ограничена состоянием бодрствования. Ведь во сне мы тоже видим, слышим, обоняем, пробуем на вкус, осязаем. Нам необходимо исследовать пределы нашего восприятия, как сознательного, так и бессознательного, прежде чем мы сможем подступиться к определению сознания, или разума. В лабораториях США мы рассекаем мозг и изучаем его ткани. Но, подобно тому как «мокрость» воды не может быть описана формулой Н2О или объяснена свойствами кислорода и водорода, из нейрологии человеческого мозга нельзя вывести свойства сознания. Я стер с доски свою примитивную схему мозга. — Нo сам тот факт, что вы способны задать этот вопрос и что мы сражаемся здесь с этими проблемами, говорит о величии нашего нового мозга, — я похлопал себя по лбу, — этого неокортекса. Я знаю, что я не ответил на ваш вопрос. Это хороший вопрос, но на этот вопрос, как хотите, вам надлежит ответить самим. — Мокрость воды… — сказал професор Моралес, когда лекция закончилась и студенты поблагодарили меня. — Весьма интригующе. — Джон Стюарт Милль, — сказал я. — Это старая метафора. — Вы накопили массу знаний, — сказал он, взглянув на циферблат над классной доской. Там было 3:15. С тех пор, как я пришел, эти часы не сдвинулись ни на минуту. Возможно, они показывают 3:15 уже несколько лет. — Мне тоже так кажется, — ответил я. — Но от этого мало проку, если я их не понимаю. Можно накапливать знания до посинения, но ни капельки от этого не поумнеть. Я думаю, мудрость приходит тогда, когда можешь взять всю эту информацию, — я обвел рукой класс, пустые парты, — использовать ее и открыть что-то, касающееся тебя. Самоотразиться. Я обернулся к профессору: — Наверное, вы это имели в виду, говоря о различии между приобретением опыта и служением опыту, не так ли? Он кивнул: — Более или менее. Так каким же был ваш опыт в джунглях? Я рассказал ему, как нашел Рамона, о ягуаре, о психоделических свойствах аяхуаски, о змее Сатчамама, о моем отражении в лагуне, о кондоре, об ощущениях умирающего. Рассказал все. И еще немного о молодой женщине, как если бы это была еще одна из галлюцинаций. Я старался также объяснить свои ощущения в спальне Стефани. — 51 —
|