|
Примерно через час мы подъехали к маленькой деревушке у подножия Священной Горы. Все приготовились к восхождению. Мы попрощались с Вентурой и договорились встретиться в четыре часа дня (неужели?! а ведь было уже одиннадцать утра!). Но я не стал высказывать вслух своих сомнений и приготовился к подъему. В группе было семь виррарика и четыре мексиканца. Мы выстроились в индейскую цепочку и быстро двинулись вперед. Я был не новичок в такого рода переходах, однако скорость, с которой двигались виррарика, даже от меня потребовала полной отдачи и предельной концентрации. Подъем сопровождала музыка: шедший в конце цепочки Галиндо играл на гитаре, а Хулио, шедший передо мной, играл на скрипке. Я давно обратил внимание на то, что во всех танцах хакарерос Хулио всегда занимал позицию в начале цепочки и как-то направлял ее движение. Сейчас впереди Хулио шел Антонио, а впереди Антонио — уважаемый Тамац Кахуллумари (Мануэль), наконец, перед ним — уруквакаме Лусиано, старейший из паломников. И вдруг я “исчез”, точнее, исчезло мое восприятие “я”, я словно стал частью одного большого энергетического поля, созданного всеми нами, идущими в одной цепочке. О, какое это было приятное и радостное ощущение — быть частью “этого”, быстро движущегося целого. Так мы прошли несколько километров, отделявших деревню от подножия горы, останавливаясь только тогда, когда одному из нас нужно было ненадолго отлучиться “по делу”. И вот я уже созерцаю Священную Гору от Самого подножия — как она прекрасна и величава! Впереди виднелось широкое ущелье, постепенно уходящей вверх, к самой вершине горы. Я ощутил необыкновенный прилив чувств — да, там, впереди, меня обкидает нечто совершенно необычное, и мне не терпелось уже подняться и узнать, что же это. — Иди передо мной, ты же уруквакаме. Голос Хулио вывел меня из состояния блаженного созерцания. Я, конечно, знал, что такое уруквакаме (тот, в то укажет путь), но не понимал, что он, собственно, имеет в виду? Тем не менее, я без звука подчинился его приказу и оказался прямо за Антонио — это хорошо, теперь я смогу в точности повторять его движения, ступая за ним след в след. Мы начали восхождение, и вдруг позади меня послышалась мелодия, Которую я узнал сразу — это та самая песня, которой меня научил Татевари на Хумун Куллуаби! Хулио повторял целые строфы из “моей” песни, да притом на испанском. Мне, конечно, льстило, что ему понравилась моя песня только вот откуда он мог ее узнать? Мы запели хором. И вот мы преодолели последнее расстояние, отделявшие нас от горы, и вступили в ущелье. Начался подъезд. Дорога была крутой, но я легко, не чувствуя усталости, следовал всем ее поворотам и подъемам. Мы двигались четко, ритмично, и этот ритм задавал Лусиано. Несмотря на свои семьдесят с гаком, он мчался вверх, как горный козел, делая большие прыжки и легко обходя валуны. Иногда мне даже казалось, что он просто испытывает нас — а способны ли мы удержать этот темп, и этим объясняются его наиболее рискованные па. Антонио, впрочем, тоже было за семьдесят, но несмотря на это, он двигался в своих соломенных сандалиях гораздо легче, чем я в своих специальных горных ботинках. — 106 —
|