|
Через долю секунды озарение прошло. Я окинул взглядом поднимавшиеся вокруг горные вершины, плывущую над ними луну и ощутил прилив радости, словно только что вернулся доме и с другого конца вселенной. Голова у меня слегка кружилась, я чувствовал огромную усталость. Все это заняло меньше пяти минут. Я повернул назад и направился к своей палатке. Через некоторое время я снова попробовал заглянуть внутрь себя, но на этот раз не почувствовал ничего. Однако, забравшись в спальный мешок, я обнаружил, что совершенно не хочу спать. Я испытывал непреодолимое желание поговорить с Райхом, с кем угодно. Мне нужно было с кем-то поделиться тем, что я внезапно осознал. Человек всегда считает, что его внутренний мир принадлежит ему одному. «Могила — мой уютный частный дом», — сказал Марвелл, и точно так же мы относимся к своему сознанию. В реальном мире наша свобода ограничена; в воображении мы можем делать все, что пожелаем. Больше того, мы можем хранить это в тайне от мира: сознание — самое потаенное место во вселенной, может быть, даже слишком потаенное. «Мечтаем мы лишь о ключе, в своей темнице каждый». Вся трудность лечения душевнобольных в том и состоит, как отпереть дверь этой темницы. Однако я не мог забыть возникшего у меня ощущения, что в моем сознании присутствует что-то чуждое мне. Теперь, задним числом, это уже не казалось мне столь ужасным. В конце концов, если вы входите к себе в комнату, думая, что она пуста, и обнаруживаете, что там кто-то есть, вашей первой реакцией всегда будет страх. Что если туда пробрался грабитель? Но это скоро проходит. Даже если там действительно грабитель, он предстает перед вами как реальность, и первая вспышка ужаса гаснет. Самым же пугающим было то, что это присутствие чего-то — или кого-то — чуждого мне я ощутил, так сказать, внутри моей собственной головы. По мере того как страх отступал и сменялся любопытством, мне захотелось спать. Уже засыпая, я подумал: а не было ли все это галлюцинацией, вызванной кофе по-турецки и сигарой? На следующее утро. проснувшись в семь часов, я понял, что это была не галлюцинация: воспоминание о необычном ощущении было необычно ярким. И все же, сознаюсь, теперь оно вызывало у меня не столько ужас, сколько некое возбуждение. Понять это, вероятно, будет не так уж трудно. Повседневный мир приковывает к себе наше внимание и не дает нам «уходить в себя». Но мне, романтику, это всегда не нравилось: я люблю «уходить в себя», а жизненные заботы и тревоги этому мешают. Теперь же у меня появилась новая забота, касающаяся чего-то, что лежит внутри меня, и это постоянно напоминало мне, что мой внутренний мир столь же реален и важен, как и мир внешний. — 19 —
|