Я вынужден был признать, что он больше чем наполовину меня убедил. Мы расстались далеко за полночь лучшими друзьями, и наши вертолеты, излетев в лунном свете над Кадирли, взяли курс в Разные стороны. К часу мы были уже на месте раскопок. Ночь стояла великолепная. Воздух был наполнен ароматом асфоделей, которых греки считали цветами подземного мира, и бальзамическим зала хом кустарника, покрывавшего наш холм. В тишине слышался только шум реки внизу. Горы вокруг напомнили мне мое первое путешествие на Луну: их отличала та же бесстрастная, мертвая красота. Райх ушел к себе в палатку — он все еще раздумывал над статистическими данными Дарги. Я же взобрался на холм, вошел в верхние ворота города и по лестнице поднялся на городскую стену, откуда открывался вид на залитую лунным светом равнину. Должен признаться, что меня охватило романтическое настроение, и мне захотелось еще его усилить. Затаив дыхание, я принялся размышлять о давно истлевших часовых, которые когда-то стояли там, где сейчас стою я, и о тех временах, когда за горами на горизонте скрывались лишь орды ассирийцев. Понемногу мои мысли приняли мрачное направление. Я ощутил все свое ничтожество, всю бессмысленность собственного существования. Моя жизнь — всего лишь едва заметная рябь на поверхности моря времени. Я осознал, насколько чужд мне весь окружающий мир, насколько безразлична ко мне вселенная.. Я подумал, как тщетно стремление человека жить во что бы то ни стало, как нелепа его неизлечимая иллюзия величия. Мне показалось, что жизнь — не более чем сновидение, которое никогда не превращается в реальность. Меня охватило невыносимое чувство одиночества. Мне захотелось пойти поговорить с Райхом, но свет у него в палатке уже погас. Пошарив в кармане в поисках платка, я нащупал сигару, которую преподнес мне д-р Фуад. Тогда я принял ее как ритуальный жест дружелюбия, потому что почти не курю. Но сейчас ее запах как будто вернул меня в повседневный человеческий мир, и я решил закурить. Срезав перочинным ножом кончик сигары, я проделал отверстие в другом конце и поднес к ней спичку. Но стоило мне набрать полный рот дыма, как я тут же об этом пожалел: вкус у сигары был отвратительный. Я положил ее на стену рядом с собой и продолжал смотреть вдаль. Прошло несколько минут, от сигары поднимался ароматный дымок, и я снова взял ее в рот, сделав на этот раз две-три глубоких затяжки. Тут же у меня на лбу выступил пот, и меня качнуло так, что пришлось опереться на стену. Я испугался, что меня вот-вот вырвет, и съеденный недавно прекрасный обед пропадет впустую. Вскоре тошнота прошла, но чувство отчужденности от собственного тела осталось. — 17 —
|