К тому времени Саймон уже вне себя от страха. Поскольку он признался самому себе, что начал ценить дружбу Филипа, Саймон в ужасе оттого, что флирт с другим мужчиной оказался так же отвратителен, как он себе и представлял. Сила страха быстро приобретает невероятные размеры, и Саймону приходится с яростной решимостью сражаться, чтобы сохранить последние капли смелости. Затем наступает день, когда Саймон, его сын и Филипп отправляются побродить по горам. Мальчик соскальзывает с камней и ломает себе руку. Саймон немедленно спешит на помощь сыну и, опустившись на колени у всхлипывающего мальчика, бережно подхватывает его на руки. Не задумываясь о том, что он делает, Саймон успокаивает малыша, целуя его в лоб, с давно забытой нежностью заверяет его в том, что всё будет в порядке, и просит присесть на камень, чтобы можно было осмотреть его руку. Убедившись, что рука сломана, Саймон снимает рубашку и делает из неё повязку. Обеспокоенный бедой с сыном, Саймон на мгновение забывает о Филипе, но, как только рука мальчика оказывается надёжно закреплённой в повязке, Саймон вспоминает о своём друге. Он оборачивается, чтобы сказать Филипу, что они должны как можно скорее доставить ребёнка в больницу, но ошеломлённо умолкает, замечая, с каким интересом уставился на него Филип. Годы, проведённые на боксёрском ринге, добавили от природы мускулистому телу Саймона привлекательную гибкость, и теперь, впервые в своей жизни, он испытал смущение и залился краской под оценивающим взглядом другого мужчины. Очевидный отблеск одобрения в глазах друга заставляет Саймона испытать настоящий прилив паники, от которого его сердце лихорадочно бьётся. Однако затем паника исчезает так же неожиданно, как возникла, и Саймон слышит, как хохочет над собственным смущением. Продолжая смеяться, он отворачивается от Филипа, поднимает на руки сына и начинает спускаться с горы. Повинуясь внезапному порыву, он через плечо кричит Филину, чтобы тот как следует насладился приятным зрелищем – вряд ли ему в ближайшем времени доведётся увидеть такой прекрасный мужской торс. Осторожно спускаясь по склону горы и нежно прижимая к себе раненного сына, Саймон чувствует, что страх, который так долго оставался с ним, чудесным образом рассеивается, слабея с каждым его шагом. Саймон понимает, что для того, чтобы избавиться от этого страха, он не предпринимал ничего особого, кроме не-делания; его удивляет, как он мог испытывать такой ужас под влиянием неприкрытого восхищения Филипа. Сейчас этот страх сменился искренней любовью к сыну и тёплым чувством восторга при мысли о том славном времени, которое они проведут вместе теперь, когда его страх исчез. — 56 —
|