|
Кратким ответом на это возражение, не требующим особой защиты идей Ламарка, будет то, что присутствие псилоцибина в диете гоминидов изменило параметры процесса естественного отбора, изменив стереотипы поведения, на которые этот отбор действовал. Экспериментирование с множеством видов пищи вызывало общее возрастание числа случайных мутаций, приносимых в жертву процессу естественного отбора, тогда как повышение остроты зрения, использование речи и ритуальной активности через потребление псилоцибина представляло собой новое поведение. Один из видов этого нового поведения — использование речи, языка, — имеющий прежде важность скорее периферическую, стал вдруг очень полезным в контексте новых стилей жизни — в охоте и собирательстве. Следовательно, введение псилоцибина в диету сместило параметры человеческого поведения в сторону деятельности, которая способствовала улучшению языка; обретение языка вело к большему запасу слов и к развитию памяти. Потребляющие псилоцибин индивиды создавали эпигенетические (над-генетические) правила или культурные формы, которые позволяли им выжить и размножаться интенсивнее других индивидов. В конце концов более успешный стиль поведения на эпигенетической основе распространялся на популяции вместе с усиливающими его генами. Таким образом популяция развивалась генетически и культурно. Что касается остроты зрения, то, быть может, широкое распространение среди современных людей потребности в корректирующих линзах является наследием долгого периода искусственного улучшения зрения путем потребления псилоцибина. В конце концов, атрофия органов обоняния у людей, как считает одна из школ, является результатом необходимости у голодных всеядных переносить неприятные запахи и вкусы (например, падали). Такого рода “обмены” достаточно распространены в эволюционном процессе. Подавление остроты вкуса и обоняния позволяло включать в диету пищу, которая иначе была бы упущена как “слишком острая”. Или же это подавление может указывать на некие глубины в отношении нашей эволюционной связи с диетой. Вот что писал мой брат Деннис. Видимая атрофия органов обоняния человека на самом деле может представлять собой какой-то функциональный сдвиг в установке примитивных, направленных вовне хемо-рецепторов в сторону некой интериоризированной регуляторной функции. Функция эта может быть связана с контролированием феромонной системы человека, которая в значительной мере находится под контролем шишковидной железы и на подсознательном уровне опосредованно регулирует целый ряд психосексуальных и психосоциальных взаимодействий между индивидами. Шишковидная железа среди прочих функций имеет тенденцию подавлять развитие половых желез и наступление половой зрелости, и механизм этот, возможно, играет определенную роль в сохранении неонатальных характеристик у человеческого вида. Замедленное созревание и продолжительное детство и юность играют критическую роль в неврологическом и психологическом развитии индивида, поскольку они обеспечивают условия, допускающие постнатальное развитие мозга в ранние, формирующие годы детства. Символические, познавательные и лингвистические влияния, которые в течение этого периода испытывает мозг, существенны для его развития и являются факторами, делающими нас уникальными, сознательными существами, манипулирующими символами и пользующимися языком, — существами, какие мы есть. Нейроактивные амины и алкалоиды в диете ранних приматов, возможно, играли роль в биохимической активизации шишковидной железы и последующих в результате этого адаптаций. /Dennis McKenna. “Hallucionogens and Evolution”. Seminar transcript abstract, 1984. Esalen, p.2/ — 34 —
|