Однажды во время очередного салонного вечера Наталья Николаевна отвела Владимира в сторону и многозначительно взглянула ему в глаза: — Вы понимаете, о чем я хотела бы с вами поговорить, молодой человек? — Да, кажется, да, — ответил Егиазаров. — Это, конечно, не наше дело. Мы живем в современном обществе, однако ж определенные права, как у матери, у меня есть… Мария Георгиевна, заметив, что Наталья Николаевна уединилась с Володей, убежала в свою комнату и, встав на колени перед образами, молилась, сгорая от стыда и надежды. — Дело это, понятно, наше общее, я имею в виду обе наши семьи. Я уже получил благословение родителей и намереваюсь на следующей неделе, прямо в понедельник, к вам явиться с официальным предложением, — ответил Владимир. — Ну, вот и славненько. Вы меня успокоили. Я больше не вмешиваюсь. Вы мне искренне симпатичны, иначе я бы вам отказала в приеме… Сватовство прошло в начале следующей недели. Молодых обвенчали в церкви Святого Николая на Арбате. И оттуда до самого дома в Нащекинском переулке вся дорога была усыпана цветами. Для этой цели специально из Голландии был заказан целый вагон тюльпанов. Молодые шли по тюльпанам, сзади эскорт из подруг и друзей Марии Георгиевны, разодетые детишки по три человека с каждой стороны, несли фату, растянувшуюся на целых три метра. * * *В первую же брачную ночь Мария Георгиевна, лишившись девственности, забеременела. Молодой супруг повез жену в Ереван, где семья Егиазаровых славилась богатством и пользовалась большим почетом. Они занимались недвижимостью и владели заводами. — Помню, как мы ехали в экипаже по городу, — рассказывала бабушка. — А Ваган все время показывал по сторонам и говорил: «Это наш дом. И это наш дом. И вон тот на пригорке — тоже наш дом». Через какое‑то время Мария Георгиевна взглянула в окно и вдруг сказала ни с того ни с сего: — А это мой дом! — Правильно, — согласился Ваган. — Я не знаю, откуда тебе это известно, но это тоже наш дом! Кто тебе об этом сказал? В конце концов все же решили поселиться в Москве. В середине 1917 года родился сын, которого назвали Дмитрием. Прошла буржуазная революция. Николай II отрекся от престола, и воцарился российский либерализм. Русская интеллигенция поддержала перемены и новый порядок. Мария Георгиевна с подругами, беременная, выходила на улицы Москвы — все с алыми бантами на одежде — в знак солидарности с победившей монархию буржуазией. Они пели «Марсельезу» и принимали участие в митингах и торжествах в честь победы демократии. Россия не будет больше монархией! Не будет больше империи! Казалось, победившая революция ускорит прогресс и страна быстро обретет социальную справедливость, а потом уж совсем скоро наступит всеобщее благоденствие. — 320 —
|