Миллионер

Впрочем, отношения свекрови и невестки продолжали оставаться холодными, чтобы не сказать, откровенно враждебными. В январе рокового 1917 года Мария Федоровна записывает в дневнике: «Если бы только Господь открыл глаза моему бедному Ники и он перестал бы следовать ее ужасным советам! Какое отчаяние! Все это приведет нас к несчастью!»

Натали Мелик‑Гайказова держала светский салон в Москве. В их особняке собиралась тогдашняя столичная тусовка. Это время уже ясно помнила моя бабушка. Она рассказывала об этих вечерах — вспоминала Станиславского и его манеру ставить развлечения собравшихся, будто в театре; Немировича‑Данченко и его интересные шутки и блистательную игру в буриме; одного композитора, который часто приходил и всем надоедал…

— Он как войдет, так сразу же садился за рояль и играл, играл, играл! Не давал возможности петь романсы, и приходилось уединяться, чтобы поговорить. Музыка была неплохая, но ОН САМ! — восклицала бабушка.

— Что?

— Такой неопрятной внешности, лицо длинное, просто лошадиное. И ведь какая наглость! Позволял себе ухаживать за мамой! Как же его фамилия? Вот ведь выскочила из головы! Дай‑ка вспомнить…

— Ну все же, как же его фамилия, бабушка? — настойчиво спросил я.

Она задумалась, и вдруг ее лицо прояснилось:

— Ах да! Вспомнила! Рахманинов его фамилия! Точно! Рахманинов! Каков был нахал!

…Бабушка в молодости была красавицей и обладала от природы прекрасным голосом, особенно замечательным тембром: «бархатным» драматическим сопрано. Она брала частные уроки пения в Москве и Петербурге, и ей всерьез предлагали учиться в консерватории, против чего папа категорически протестовал:

— Вот еще! Моя дочь будет артисткой? Этого в нашей семье я не допущу! Мать — сиятельная княжна, а дочь — комедиантка! Ни за что!

Мария Георгиевна окончила пансион для благородных девиц, и папа считал, что для девушки подобного образования вполне достаточно.

Она вспоминала свой выпускной бал. Тогда первый раз разрешили пригласить лицеистов. Они пришли в серых мундирах с золотыми пуговицами и при шпагах.

Восточная юная красавица, коей предстала их взорам моя бабушка, вызвала огромный интерес у статных молодых людей. Один из лицеистов успел первым пригласить ее на танец. Мария Георгиевна чувствовала себя Наташей Ростовой. Они весело закружились по залу. Завороженная светом и музыкой, она смеялась, закидывая голову назад, опираясь на руку лицеиста в быстром вальсе. А он, восхищенный ее внешностью, в самом конце танца, улучив момент, прикоснулся губами к ее уху. Мария Георгиевна резко остановилась и влепила наглецу пощечину. Музыка в это мгновение стихла, и поэтому звук от хлесткого удара разнесся по всему залу!