|
Первым человеком, которому я сообщил о переменах в судьбе, была мой верный друг Анна Обручева. На полигон я попал не сразу. Прежде чем отправляться к новому месту службы, мне предстояло побывать на лечении в Кисловодске. Перед отъездом (я все еще жил в гостинице) решил занести вещи к старинному знакомому Евсевию Карповичу Афонько, с которым еще в 1926–1930 годах мы готовили к заграждению пограничные участки Украины. Начиная с 1932 года Евсевий Карпович работал на Метрострое. Он по–прежнему был таким же бодрым силачом, каким я знал его по армии. — Оставляй, оставляй свое барахло! — согласился Афонько. — Приедешь — заберешь. Только, чур! Даром хранить не стану. С тебя бутылка сухого кавказского вина. Вернувшись с курорта, я первым делом помчался к Евсевию Карповичу. Уронив руки вдоль исхудавшего тела, жена Афонько молча стояла в открытой двери. — Неужели? — только и выговорил я. С Евсевием Карповичем мы свиделись только спустя двадцать лет. — Пережито, Илья, столько, что лучше не вспоминать… Но я вспоминаю; Такое забыть нельзя! Многое вытерпел в заключении Евсевий Карпович. Первому негодяю–следователю, который занес на него руку, Афонько дал сдачи по–партизански, одним ударом сбив его с ног. За это получил двадцать суток одиночного карцера. Но он вынес и ледяной карцер и последующие допросы. Сидя в Лефортовской тюрьме, где следственной частью НКВД официально разрешались истязания арестованных, Евсевий Карпович каждые десять дней (что тоже было разрешено) писал: «Дорогой Иосиф Виссарионович, арестованных пытают, они не выдерживают, клевещут на себя, потом от них требуют назвать сообщников и не выдержавшие клевещут на своих знакомых. Последние арестовываются и тоже не выдерживают и «все подтверждают. Кому это нужно?..» И за такие письма его не наказывали! Никакие пытки и издевательства не вырвали у Афонько ложных признаний. И хотя полностью отсутствовало даже подобие состава преступления, его бросили без суда» на восемь лет в лагеря «за шпионаж в пользу неизвестного государства». — А потом, брат, перестал я писать «великому вождю», — с горечью признался Евсевий Карпович. — Перестал, потому что убедился: Сталину обо всем известно… Глава 2.1938 год. 'Враги народа'В конце апреля 1938 года я прибыл к новому месту службы и тут же мне напомнили: бывшего начальника полигона полковника Чумака арестовали как врага народа, Правда, в чем состоит его преступление, никто не знал. — Большую перестройку произвели после Чумака? — 88 —
|