Но в доме друга застал горе. Жена его встретила меня заплаканная и в трауре. Страшную историю рассказала она. Последние недели Иван Георгиевич жил в бесконечной тревоге, ожидая самого дурного. Арестовали двух его прямых начальников, с которыми он и жена были дружны семьями. Захаров пугался каждого шороха, стал замкнутым и раздражительным. Однажды под утро раздался торопливый и настойчивый стук в дверь. Иван Георгиевич привстал, но тут же, охнув, потерял сознание. Умер он от разрыва сердца. А как оказалось, приходил всего–навсего дежурный по части со срочной служебной телефонограммой… Не помню, сколько часов бесцельно бродил я по городу. Очнулся, увидев, что стою перед домом еще одного давнишнего товарища, с которым мы прослужили в одном полку восемь лет. С трудом поднимался на пятый этаж старого дома, опасаясь, что и здесь застану слезы, страстно желая, чтобы мой друг оказался жив и здоров. Позвонил. В квартире послышались тихие шаги. Они замерли у двери. Минуту спустя донесся приглушенный голос: — Кто там? — Свои! — радостно крикнул я. — Кто свои? — Да это я, Старинов! — Старинов? Вы! Подожди, Илья, сейчас открою. Залязгали замки. Один. Другой. Третий. Дверь наконец приотворилась. — Входи, — сказал товарищ, опасливо заглядывая за мою спину. Закрыв дверь, он облегченно вздохнул, протянул руку, улыбнулся. Но лицо его тут же вытянулось. — Ты?.. Ты откуда? — Из спецкомандировки. — А почему во всем заграничном? — Да ведь я за границей и был. Еще не успел переодеться. — Вот оно что!.. За границей?! Мы топтались в передней. Мне не предлагали раздеться. — Я что — не вовремя? Мой товарищ внимательно разглядывал кончики своих комнатных туфель. — Ты извини, Илья… Но знаешь, время такое… Между прочим, недавно арестовали наших однополчан. Ювко взяли, Лермонтова. А они в оппозициях не состояли… Всегда генеральную линию партии признавали… Он опустил голову так, что почти уперся в грудь подбородком. — Ясно, — сказал я. — В оппозиции не состояли, никуда не ездили… Извини! Меня не удерживали. Дверь затворилась без стука. Спускаясь по лестнице, я чувствовал, что задыхаюсь. Вышел на тротуар. — Илья! Подожди! Застегивая на ходу шинель, товарищ догонял меня. У него было виноватое, несчастное лицо. — Илья! — он судорожно схватил меня за руку. — Не сердись! Пойми!.. Если бы ты приехал с Дальнего Востока… А то бог знает откуда… Ведь я работаю с секретными документами… У меня во всех анкетах написано, что из близких никто за границей не был и не живет!.. Ты пойми!.. — 82 —
|